– Центральная дверь в конце императорского коридора. Чей там кабинет?
Испуг на лице Лизы сменился удивлением.
– Единственный центральный кабинет на этом этаже принадлежит его Высочеству, цесаревичу Константину.
Лиза быстро раскусила меня и с гнусной ухмылкой поинтересовалась:
– Ты считаешь, что потанцевав один раз с Его Высочеством можно бегать к нему в покои?
– Не знаю, о чем речь. Я выполняла поручение Марии Павловны, – я действительно пока с трудом складывала факты, но в душе начинала понимать, что очень зря согласилась помочь Елене. Стало понятно, что письмо я относила вовсе не тайному советнику, а, по всей вероятности, старшему из цесаревичей. Вот только зачем было передавать письмо через меня, да еще и таким способом?
На этот раз Лиза ничего не ответила, едва заметно закатила глаза и, развернувшись, направилась к своему месту.
Зато я уже во всю представляла, как герцогиня посмотрит на меня, если окажется, что все это время я должна была стоять рядом с ней. Ноги изо всех сил сопротивлялись приказам даже приближаться к Марии. И если еще несколько часов назад самым страшным наказанием для меня была ее немилость, то теперь мне откровенно стало страшно за свое будущее.
Я чувствовала себя хуже побитой собаки, но, если бы потребовалось, я все равно встала бы на колени и вымаливала у Марии Павловны прощение. И если в случае с сумочкой я хотя бы отчасти была виновата, то, что произошло сейчас, было исключительно делом рук Елены.
Когда я все же достигла стола герцогини, я была готова к чему угодно. И мысленно я прощалась с жалованием, которое я не успела получить даже раз. Но меня ожидало вовсе не то, к чему я готовилась.
Вместо испепеляющих взглядов и унижений Мария довольно дружелюбно, насколько это было возможно, предложила мне присесть. Теперь я точно не могла ничего понять. То они злятся на меня, то жалеют, то предлагают помощь, то подставляют, а затем делают вид, что ничего не происходит. Что за театр? Кто здесь злодей, а кто герой?
Я присела на мягкий стул, который гораздо больше напоминал мне кресло, и обвела присутствующих взглядом. Казалось, будто сейчас кто-то из них накинется на меня и прилюдно растерзает. Я была как на иголках.
Стол передо мной ломился от блюд всевозможных форм и размеров. Здесь была и сочная баранина, и соленая лососина, и огромный лебедь, которого запекли с аппетитной хрустящей корочкой.
– Ваше Благородие, первое блюдо. Гратен дофинуа с павлиньими лапками, – слуга аккуратно поставил передо мной широкую тарелку и тут же испарился.
Я смотрела на все эти блюда и, к моему ужасу, не испытывала ничего, кроме отвращения. Могла ли я теперь спокойно есть, когда в любой момент меня могут объявить государственным изменником или просто отравить?
Я рискнула еще раз взглянуть на Марию Павловну. Она с аппетитом принялась за ароматные яства, не забывая периодически поглядывать на своих фрейлин, словно насмехаясь над нами, напоминая, что мы полностью в ее власти.
Рядом со мной сидела Варвара. Она, как и я, даже не думала притронуться к еде, отрешенно глядя в пустоту. Я не знала, можно ли нам говорить, поэтому предпочла сохранять молчание.
Всю трапезу я провела в мыслях о том, что меня ждет дальше. К еде я так и не притронулась. Оставшийся вечер герцогиня не обращала на меня внимания.
Когда было уже далеко за полночь, Мария приказала нам собираться. Как две рабыни, лишенные права голоса, мы с Варварой беспрекословно следовали за герцогиней, пока она прощалась с оставшимися гостями. Елену, Ольгу и Лизу женщина отпустила раньше, но мы, очевидно, как расходный и бесполезный материал, должны были остаться.
