Я подошел к ней по снегу и схватил Пони за поводья.
– И ты никуда не пойдешь, Диор.
Она поджала губы, пылая гневом.
– Ты сказал, что этот путь я должен выбрать сам.
– Это было до того, как ты решил засунуть голову себе в задницу.
– О, как смешно. Ты хочешь помочь мне или посмеяться надо мной?
– На самом деле мне показалось, что я уже посмеялся, – отрезал я. – Потому что я же не то чтобы много знаю о вампирах – ох, подожди, все-таки знаю, и много, – но ты не имеешь ни малейшего представления о том жутком потоке дерьма, который выльется на тебя, если ты сейчас умчишься. О силе, которую описал Лаки. О лошади, разрубленной пополам. О замках, сокрушенных, будто они из песка. Именно в этом и заключается сила крови Дивоков, Диор. Сила Неистовых. Они мощны, как демоны, напитанные двумя десятилетиями тотальной бойни в оссийских кампаниях. Если они все еще в Авелине, это война, на победу в которой нам даже надеяться не стоит. А если уже ушли, тебе и смотреть не захочется на то, что осталось после них.
– Габи говорит правду, парень, – сказал Лаклан, откидывая назад свои окровавленные волосы. – Поверь мне, мало кто под небесами знает жестокость Неистовых лучше, чем я.
Я смотрел на своего бывшего ученика, пока он говорил, вспоминая тот день, когда нашел его: почти ребенок, с оскаленными в рыке клыками, он сражался за свою жизнь на стенах Бах-Шиде.
Боже, только подумать, с чего он начал. И каким человеком стал…
Затем рядом заговорила Диор, и голос ее был мягким, но острым как нож.
– Я знаю, что это опасно, Габи. Знаю, что это уведет нас с нашего пути. Но как мы сможем жить дальше, хотя бы не узнав, что случилось с Аароном и Батистом? Они любят тебя. Ты любишь их. Твои друзья – высота, которую ты не сдашь, помнишь?
Я посмотрел ей в лицо и глубоко вздохнул.
– Я боюсь не смерти, Диор.
– Знаю, – улыбнулась она, сияя глазами, и сжала мою руку. – Но мы должны хранить верность тем, кто нам дорог. Мы должны попытаться. Или для чего все это, черт возьми?
Посмотрев на юг, я почувствовал себя так, словно с меня содрали и кожу, и плоть, обнажив кости. Я мог бы заставить Диор уйти – привязать ее к седлу и утащить. Но она никогда бы мне этого не простила. Я мог бы пойти в замок один, но я ни в коем случае не мог оставить Диор здесь с Лакланом после того, как мои товарищи пытались убить ее в Сан-Мишоне.
Я вздохнул, на сердце давила тяжесть. Годы, что мы с моим бывшим учеником провели порознь, теперь казались лишь мгновениями, а годы, когда мы сражались с ним бок о бок, были так близко, что я мог прикоснуться к ним. Мы с Лаки не всегда сходились во взглядах, но, Боже, встретив его снова… я понял, как сильно скучал по нему. Он присел на корточки, по щеке струились серебряные розы, жесткие зеленые глаза смотрели на меня. Я научил его всему, что знал. Мой ученик, мой друг, мой брат переплыл океаны крови, и если бы мы отправились на юг, его клинок сражался бы на моей стороне. Но, в конце концов, он оказался верным сыном Ордо Аржен, каким я его и воспитал. И таким он представлял для нас угрозу.
Для Диор и для меня.
– Тебе нужна лошадь, чтобы вернуться? – спросил я.
– А ты хочешь поехать в Авелин? – Лаклан приподнял бровь. – Я знаю, что ты был близок с ними, брат, но Серебряный Орден назвал Аарона де Косте и Батиста Са-Исмаэля предателями.
– Меня тоже назвали предателем, Лаки.
– Может быть. Но я
