– Покричи для меня, – прошептал он.
Красавчик так и сделал, запустив одну руку в волосы маркиза. Девушка погружала его к себе в горло все глубже, глубже, и когда Жан-Франсуа почувствовал его – этот пульсирующий, стремительный жар, изливающийся из чресел красавчика в ее ждущий рот, – он прокусил ему кожу, преодолев ее краткое, опьяняющее сопротивление…
И тогда все вокруг исчезло. Не было никакого дрожащего тела в его объятиях. Никакого крика страсти, эхом отражающегося от стен. Была только кровь, воспламененная каждой частичкой пыла красавчика: эликсир жизни и вплетенной в нее похоти, возносящий его все выше в бескрайние небеса.
Он жив.
Жан-Франсуа пил так же жадно, как и девушка, желая еще и еще, больше и больше, только бы утолить жажду полностью. В те ночи, когда дневная звезда еще светила ярко, он бы так и сделал. Однако овцы теперь слишком редки, а их жизни слишком дороги, чтобы так быстро расправляться с ними, поэтому острым ногтем он порезал себе большой палец и прижал его к губам красавца. Смертный потрясенно выдохнул, приник к ране, присасываясь. Все еще одной рукой вцепившись в кудри горничной, он жадно глотал, покачивая бедрами: идеальное причастие – тебя поглощают, и поглощаешь. И весь мир вокруг купался в…
– Хозяин?
Голос прозвучал у двери спальни, и затем последовал резкий стук. Жан-Франсуа узнал духи по неземному аромату крови.
– Мелина, – вздохнул он, и изо рта у него закапала красная кровь. – Входи.
Дверь его будуара открылась, впустив эхо стали и камня и приглушенный шепот слуг в коридорах наверху. Замок уже просыпался: в воздухе повисла дюжина слабых нот запаха крови, когда домоправительница уверенным шагом вошла в комнату.
Мелина надела корсет из китового уса и великолепное платье из черного бархатистого дамаста, лишь слегка потертое временем. Шею украшало кружевное колье, длинные рыжие волосы были заплетены в тонкие косички, с полдюжины которых искусно прикрывали глаза, словно тонкие цепочки. На вид она была дамой лет тридцати, хотя на самом деле ей было около пятидесяти: неустанное течение времени замедлялось кровью, которую она каждую неделю пила из его вен. Она стояла в дверном проеме, высокая и статная, окидывая ледяным взглядом его не успевший завершиться пир.
Красавчик лежал на спине, обессиленный, бледный, но все еще твердый как сталь. При виде Мелины настроение девушки упало, и она натянула простыни на свое обнаженное тело, опустив взгляд.
– В чем дело, Мелина?
Домоправительница сделала реверанс.
– Вас желает видеть императрица, хозяин.
Историк накинул на плечи халат. Ткань была выцветшей и тонкой и по краям уже немного пообтрепалась – в стране, где ничего не растет, новый шелк не достать. Жан-Франсуа провел кончиками пальцев по химическому шару, наполнив роскошную спальню светом. Вдоль стен тянулись вверх дубовые стеллажи, до краев заполненные историями, которые так очаровывали его. На письменном столе были разбросаны палочки для рисования углем, искусные наброски животных, архитектуры, обнаженных тел. Жан-Франсуа насыпал немного измельченного картофельного рулета в стеклянный террариум, улыбнувшись, когда из маленького деревянного замка выскочили пять черных мышей. Его фамильяры[2] принялись за еду: Клаудия, как всегда, огрызнулась на Дэвида, а Марсель пискнул, призывая к миру.
Жан-Франсуа взглянул на свою домоправительницу.
– Заседание у нас назначено на
