Империя тишины - страница 52
Насколько я понял ситуацию, у меня были две главные проблемы: как выбраться за пределы системы и чем за это заплатить. По иронии судьбы второй вопрос оказался намного проще первого. В конце концов, я ведь был сыном лорда-палатина и мог воспользоваться такими ресурсами, какие простолюдины даже вообразить не способны. Вы, возможно, представили себе сундуки с драгоценными камнями и золотыми диадемами? Хотя золото сохранило определенную ценность из-за своей редкости и разнообразного практического применения, это все же довольно привычный материал. Имперские монеты – золотые хурасамы, серебряные каспумы и прочие – имеют хождение главным образом в нижних слоях нашего общества. Самоцветы – в большинстве случаев по составу не многим сложней обычного углерода – перестали цениться в элитарных кругах еще со времен основания Империи. Бриллианты, сапфиры, рубины и тому подобное легко мог получить каждый, имеющий доступ к алхимику.
Богатство палатинского сословия основано на редких химических элементах. Золото – один из таких товаров. Другой – уран, и он намного ценнее, отчасти потому что для законной его добычи требуется лицензия непосредственно от Имперской канцелярии. Таким образом, если хурасам может оказаться у каждого, то имперская марка – формально стандартная валюта Империи – доступна лишь тем, кто извлекает богатства из недр, своего рода смазка для механизма нашей цивилизации.
Марки гораздо дороже, к тому же их проще перемещать, чем нагруженные золотом корабли, потому что они – всего лишь цифровой код на электронном счете. Весь фокус в том, чтобы сделать это незаметно. Логофетам и секретарям отца, не говоря уже о его казначействе, и так хватает забот. Но всегда существует вероятность, что какой-нибудь чересчур усердный клерк начнет слишком пристально приглядываться к моим расходам и счетам, открытым на мое имя. Или другая вероятность – весьма малая, впрочем, – что отец установит за мной особое наблюдение.
Три месяца.
Как это мало на самом деле, хотя делосианский месяц длинней стандартного и каждый его день тоже. Даже для палатина – возможно, для палатина в особенности – дни проходят слишком быстро. Я тоже должен был действовать быстро и выбрать такой способ, против которого мой отец – при всей его хваленой холодности – ничего не смог бы возразить.
Благотворительность.
– Что вы собираетесь сделать?
Факционарий гильдии выпучила на меня глубоко посаженные глаза, и на ее преждевременно увядшем лице появилось такое выражение, будто я только что дал ей пощечину.
Стоя по другую сторону заваленного бумагами стола, я повторил свое предложение, стараясь не думать о Кире и двух охранниках, оставшихся за дверью, словно бы сама мысль могла привлечь их внимание к моим делам:
– Я хочу внести пожертвование. Со своего личного счета.
Простецкое лицо Лены Бейлем удивленно и подозрительно вытянулось.
– Почему?
Не решаясь встретиться с ней взглядом, я взирал на трехмерную голограмму на стене за ее спиной, изображающую панораму долины Красного Зубца с высоты птичьего полета. Желтые значки радиоактивности отмечали расположение рудников, местность вокруг была заштрихована с разной интенсивностью, в зависимости от уровня опасности. Я бывал там много раз. Несмотря на все усилия биологов, только самые неприхотливые растения пускали корни на холмах над рекой. Ученые сошлись на том, что мощные тектонические толчки в далеком прошлом погрузили здешние запасы урана глубоко в недра, а потом руда снова появилась на поверхности, благодаря мелким катаклизмам, происходившим при терраформировании.