Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - страница 28

Просперо тем временем спорил с коротышкой в зеленом о законности победы Фарнезе, не желая выплачивать проигрыш. Недолго думая, Караваджо обхватил лицо пройдохи руками и слегка надавил ему на глаза кончиками пальцев. Тот сразу забыл о деньгах – слишком свежи были воспоминания о том, что только что случилось на арене. Испугавшись не на шутку, коротышка споткнулся и упал, да так, что не смог сразу подняться: толпа вмиг сомкнулась над ним. Просперо хлопнул Караваджо по плечу и без лишних разговоров исчез.

Привратник провел Караваджо через двор в летние апартаменты дворца Колонна. Из залов первого этажа можно было разглядеть мандариновую рощу. Среди деревьев блестели в голубоватом лунном свете струйки фонтана.

Костанца вошла в комнату. Караваджо показалось, что ожил семейный портрет из его воспоминаний. По контрасту с нетронутыми сединой черными волосами ее кожа была так бледна, что, пожалуй, в палитре Караваджо едва ли нашлась бы белая краска, способная передать ее оттенок; во всяком случае, так подумалось художнику. Может быть, он смог бы изобразить нечто подобное жемчужным порошком и голубиными перьями, но такие ухищрения более пристали колдуну, нежели художнику. Гладкость ее кожи, почти без единой морщинки, тоже казалась волшебной. Когда Костанца шла к нему по терракотовому полу, карие глаза ее в свете двурогого канделябра блестели, как темные вишни.

– Микеле, – она протянула ему обе руки. Караваджо прильнул к ним долгим поцелуем, вдыхая запах жасмина. Он уже привык к женщинам, чьи пальцы пахли только грязью и тяжелой работой.

– Счастлив, что вы снова в Риме, госпожа. Давно вас не видел.

– Я вообще-то не собиралась приезжать сюда, – голос ее звучал неуверенно. – Вижу, с моего прошлого приезда кое-что изменилось: ты больше не синьор Меризи. Теперь ты зовешься именем родного города.

– Да, теперь я известен как Караваджо. Хотя на самом деле этот титул принадлежит вам.

– Мне как маркизе Караваджо твоя слава делает честь. Благодаря твоим картинам мое имя теперь на устах у каждого римлянина.

«Если бы вы услышали, что обо мне говорят, – подумал он, – вы бы так не сказали».

– В поместье все благополучно?

– Вполне. Твоя сестра Катерина родила еще одного ребенка – девочку. Назвали Лючией, в честь твоей матери, да упокоит ее Господь.

– Матерью мне были вы.

Она прокашлялась, чтобы скрыть неловкость, и судорожно вдохнула. Огоньки канделябра тревожно замерцали, словно заразившись ее нерешительностью.

– В детстве ты был мне как сын. Теперь ты вырос, но я до сих пор тебя люблю.

Он сжал ее руку и осторожно погладил пальцем.

– Я вспоминаю о вашем великодушии каждый раз, когда жизнь в Риме становится слишком. слишком жестокой.

Она опустила глаза.

– Мне нужна твоя помощь.

Пламя свечей нежно золотило белую кисею у нее на груди.

– Я к вашим услугам, госпожа.

– Микеле, Фабрицио попал в беду.

Горло Караваджо сжалось так, что он едва мог дышать.

– Фабрицио в Риме? – хрипло спросил он.

– Да.

– Что случилось?

– Поединок.

– Разве у вас некому позаботиться о таких вещах? Кошель пострадавшему, взятка тем, кто держит Фабрицио под стражей.

Но, говоря это, он уже понимал: положение слишком серьезно и обычные меры не помогут. Фабрицио и впрямь в опасности.

– Убит один из Фарнезе, – прошептала она.

«Что же ты наделал, Фабрицио?» Микеланджело перебрал в уме знакомых, которые могли помочь сыну Костанцы. На шее у него забилась жилка – будто бы в такт тем чувствам, что сейчас, наверное, охватили маркизу.