Илья осторожно подошел и встал рядом, но не слишком близко, соблюдая почтительную дистанцию, свойственную едва знакомым – хотя знал о Лене все. Или почти все.
– Привет, давно тебя не видел.
Это был первый раз, когда они разговаривали. За весь год.
– Привет. – Она окинула его насмешливым взглядом. Говорила сквозь зубы, лицо напряженное, злое.
– А чего не ходила весь семестр? Болела или работаешь?
– Делать здесь нечего. Отстойный совковый вузик. Видеть его не могу. Я в Москву буду поступать.
– Ого, а куда?
– Да куда возьмут. В несколько вузов подамся.
– А тебя на второй курс на бюджет переведут?
– Думаю, нет, ну и что? Пойду снова на первый. Лучше один год там потерять, чем здесь четыре прожечь. А не поступлю – пойду работать, потом снова попробую. Но сюда не вернусь.
Лена говорила со злостью, от которой Илье становилось жутко.
– А он пусть тут сидит в говне. Пусть сгниет тут.
– Кто? – вырвался у Ильи совершенно тупой вопрос.
– Тут можно только гнить. Вот ты почему не уезжаешь?
– Я? – Второй совершенно тупой вопрос. Илья ненавидел себя за то, что вылетало из его рта. Болван, тряпка, мямля.
– У тебя был самый высокий проходной балл при поступлении. Мог бы в приличном месте учиться. А так что? Молодец среди овец.
Илье вроде было и приятно, что Лена похвалила его умственные способности, и неприятно, что он молодец среди овец. И что он будет гнить.
– Не все могут уехать после школы. Я не мог.
– Все могут, просто не все хотят. В общаге можно жить. Подрабатывать репетитором. Продавцом на крайняк. Питаться дошиками в первое время. Тебе мамины котлетки дороже карьерных возможностей? Ну что ты собираешься делать после диплома?
– Не знаю, далеко еще до диплома. В аспирантуру собираюсь. Хочу степень, преподавать.
– Как скучно. Так и знала, что ты скучный. Ладно, я пошла.
Лена явно не готовилась к экзамену, поэтому ответила на тройку. Даже ее экс-Кирилл-дебил умудрился сдать на четверку. Что касается Ильи, едва он начал говорить – строгая преподша бросила сухо: «Давайте зачетку» и нарисовала «отл.». Эта пятерка не принесла ему радости. Илья думал о другом. Он спускался по ступенькам с зачеткой в руке, а сердце стучало в такт шагам.
Я скучный. Я это знаю. А еще я некрасивый. Но, Лена, зато я добрый! Я надежный. Я не брошу тебя, как этот урод Кирилл. Я не буду тебе изменять направо и налево, даже флиртовать с другими девушками не буду! Устроюсь на работу в следующем году и накоплю тебе на айфон. Только не уезжай, пожалуйста!
Так он и хотел ей написать. Но, конечно, не написал, и Лена уехала.
Илья минует здание Института слизистого гноя – там они впервые встретились: хоть какая-то польза от этого учебного заведения. Илья слышит, как по улице чинно едет старый автобус. Фырчит, хлопает трубой, выпускает черные газы. Автобусы в городе все старые, летом душные, а зимой промерзают. Илья их ненавидит. Есть еще маршрутки: пролезаешь, согнувшись в три погибели, на заднее сиденье, а когда выходишь, так и норовишь всем оттоптать ноги.
Он идет пешком по центру – за сорок минут все можно обойти. Идет мимо ларька с пивом и сигаретами, мимо облупившихся лавок и урн, заваленных мусором. Мимо очереди из бабок с тележками, ждущих автобус. Мимо помпезных, ширококостных сталинских домов – это то немногое красивое, что тут есть, – но даже они увешаны уродливыми пестрыми вывесками и баннерами, а первые этажи с заведениями и офисами облицованы кафельной плиткой, как из общественного сортира. Нейминг в их городе – просто песня. Особый полет фантазии наблюдается у владельцев многочисленных пивных (ну да, что еще тут делать, только спиваться). «Бухенхаус»,
