Инцел - страница 11

Лена была одногруппницей Ильи в университете. Он не жаловал уровень образования в родном городе и называл альма-матер не иначе как Институт слизистого гноя. В первый день занятий она пришла с книгой. Илья помнит, что это был Маркес, «Сто лет одиночества». Вместо того чтобы знакомиться с группой, она села на лавочку и увлеченно читала. Илья тоже отмалчивался: учебный год только-только начался, а он уже чувствовал себя обессиленным. Его истощила последняя пара лет в одиночестве, без Никиты. После случая на катке его никто не дразнил, и сам Илья перестал добиваться дружбы с теми, кто его недостоин. Никита задал Илье высокую планку дружбы, и никто больше не мог достичь ее. Поэтому Илья просто решил ни с кем не общаться: все были хуже, глупее, поверхностнее Никиты. Такие люди встречаются раз в четыреста лет. «Одиночество – моя судьба и мое проклятие, – думал Илья. – Я мрачный титан одиночества».

На первом этаже была большая ниша с огромными, во весь потолок, окнами: студенты называли это место «аквариум». Илья смотрел, как золотой осенний свет из этих окон окружает лицо Лены сиянием, как падают тени от ее длиннющих ресниц, и мечтал набраться смелости, чтобы подсесть к ней и заглянуть в ее книгу.

Одногруппники быстро перезнакомились и травили хохмы, обсуждая ожидания от учебы. Илья по-прежнему молчал и хотел свинтить, но побоялся: еще подумают, что он их презирает, и объявят ему войну. Но для Лены внутренний покой оказался важнее, а мир полковника Аурелиано Буэндиа интереснее новой компании. Она была похожа на девушку с книгой из будущего известного мема, в котором сила чтения перевоплощает вульгарную блондинку на здоровенных каблуках в скромную умницу. Илье было трудно оценить ее по десятибалльной шкале – тогда он еще не знал про шкалу, – но, думается, Лена выглядела примерно на «восьмерку». Балл сверху он накинул за свою пристрастность.

К сожалению, Лена почти сразу стала несвободна. У этого мудака были ослепительно-белые зубы, будто он красил их канцелярским штрихом, – как потом узнал Илья, отбеливал у дантиста какими-то технологиями. Он улыбался своими мерзкими зубами и говорил «окейси». Старые прошивки айфона, который тогда считался признаком роскоши, исправляли «ок» на претенциозное «О’Кейси», похожее на имя какого-то сердцееда из дамских романов в мягкой обложке. Так альфач подчеркивал, что у него пятый айфон. Ему было важно доминировать каждую секунду. Являясь на вписку, он с порога распространял смесь крепкого пота после тренировки и приторного одеколона Versace. Флюиды Настоящего Самца. Илье даже казалось, что он не моется специально, чтобы по запаху было понятно: самец только что вышел из качалки.

Самца звали Кирилл. Неслучайно рифмуется с «дебил». Илья не сразу понял, что Кирилла-дебила и Лену что-то связывает. «ВКонтакте» у них не было совместных фоток: Илья каждый день мониторил ее страницу. Там были картинки с космосом; с оленями, вписанными в треугольник (на лбу – перевернутый крест); с британским флагом; размытые снимки цветов, домов и улиц. Он заходил в ее профиль в надежде, что она добавит новое фото со своим лицом. Те редкие фотки Илья сохранял на комп в отдельную секретную папку, перелистывал и… в общем, любовался и мечтал.

Время от времени Илья проверял фото, на которых она была отмечена. Там он увидел, как чудесная Лена лежит, запрокинув голову, у Кирилла-дебила на коленях – в превосходном бутылочном пальто, в сапожках на каблучках – и смеется, а он, довольный, держит бутылку «Карлсберга», сидя на скамейке. Рядом бухающие одногруппники – кто-то из них и выложил фотографию. Илья сперва даже не понял, что обиднее: что Лена с этим Кириллом или что его не позвали выпить после пар в сквере возле универа. Ему в очередной раз показалось, что жизнь проходит мимо.