Инцел - страница 2

Аня пришла в седьмом классе, и ее сразу все невзлюбили. Лицо Ани вечно блестело, за что девочки прозвали ее Смальцева. Они говорили, что лицо у нее словно намазано топленым жиром, смальцем. Они же утверждали, что у нее грудь пятого размера. На что она возражала: «Да у меня размер А!» – «А значит „арбузный“», – интерпретировали одноклассницы. Они растрепали по всей школе, что месячные у Смальцевой начались в восемь лет. Подло втерлись в доверие и выяснили, что Аня мечтает о «профессиональной фотосессии» в шипастом ошейнике и кожаной мини-юбке. На следующее утро они разнесли, что скромница Смальцева – та еще оторва в свои четырнадцать. С тех пор жизнь Ани Мальцевой превратилась в ад. Началось все с надписей помадой на зеркале в женском туалете «Смальцева – шлюха». Издевательства продолжались несколько лет: никто из учителей гимназии ничего не сделал. А кончилось все тем, что в одиннадцатом классе Аню затолкали в темную мужскую раздевалку, где ее по очереди облапал каждый желающий.

Итак, Илья снова лезет в телефон, сдвигает вниз голубую птичку, и твиты прогружаются. Ну и понаписали тут, пока он работал. Забыв обо всем, скроллит ленту: люди снова ноют, хохмят, о чем-то срутся, переходя на оскорбления. Он не может ответить пользователю Hunter Eyes, а этим всем придуркам – как нефиг делать. И он отвечал. Особенно тяжело ему было пройти мимо твитов ярких, красивых девушек. Эти девицы ущемляли его свободу и одним своим видом нарывались на критику. Илья считал: все, что делается в интернете, делается на людской суд. Тот, кто выкладывает контент, будто подписывает соглашение с другими пользователями, разрешающее им его обосрать. Написала пост – будь готова, что с тобой не согласятся. Выложила фото в нижнем белье – будь готова, что твою фигуру, как и нравственность, будут бурно обсуждать. Вот очередная твиттерская попрошайка сфоткалась в нижнем белье и приписала номер карты. Илья выстукивает пальцами по экрану, что она никогда не сможет построить нормальные отношения; что на нее не посмотрит ни один здоровый мужчина; что она разменивается на случайные связи и торгует нюдсами в сети, забивая кричащими татуировками внутреннюю пустоту и ощущение ненужности. Как бы она ни распиналась, что счастлива и довольна собой, это не может быть правдой. Она измазалась грязью, и это дает Илье основания плюнуть в нее. Больная, как горячечная фантазия, испорченная, как забытый в глубине холодильника гнилой лук. Неправильная насквозь, вдоль и поперек. И к тому же жирная и страшная; небритые подмышки, на минуточку, – это отвратительно и негигиенично. Его почему-то волнует этот спор, и он пытается доказать девушке свою правоту, пока не попадает в бан. Ему не впервой. Он выругался матом, вздохнул и написал в своем профиле: «Меня забанила очередная твиттерская прошмандовка. Обиделась на правду». Но тут же подумал, что сейчас снова придет Хантер учить его жизни, и на всякий случай удалил твит.

После подобных столкновений с особями женского пола он всегда включал порнографию, фантазируя о только что забанившей его девушке из «Твиттера». Он проводил за этим занятием ночные часы, убедившись, что мать за стеной крепко спит. Студийному глянцевому порно Илья предпочитал домашнее. Он старался не думать о том, что кто-то мог слить это видео, чтобы отомстить девушке, или о том, как сложится судьба героини из-за публикации. Его это не касалось. Когда сомнения все же лезли в голову, Илья убеждал себя, что это домашнее видео записала крепкая пара, любящая секс, что они нашли легкий и приятный способ заработка. Всякий раз он воображал, будто подглядывает за кем-то в замочную щель. Его это заводило. Он корил себя за то, что слишком много думает о моральных аспектах. Думать не надо: видео – всего лишь инструмент удовлетворения.