Кажется, не только я, все вокруг забыли, что концерт, люди кругом… «Да что ж это я? Ради чего живу? Чем я могу послужить этой красоте?» – спрашивал каждый себя
Он снял руки со струн…
И опять мне представилось… Мы выходит из зала к наряженной ёлке. Тысяча огоньков, сверканье дождя и игрушек… Славка приглашает меня танцевать. С ним бы я решилась даже на вальс, такой, как танцует Аурика. Ерунда, что я не умею танцевать! Мама рассказывала, она тоже не умела. Но когда в училище был вечер, там играли вальс. И когда папа пригласил её – она не могла ему отказать.
– Я его просто слушала… Его руки… Его движения… Я за ним будто летела… В его руках… Все думали, что мы оба отлично танцуем. А я просто была его тенью.
Я хотела быть Славкиной тенью.
Когда всё кончилось, я нарочно заняла очередь в гардероб так, чтобы быть одной из последних. Стояла вполоборота к лестнице. Я как-то не могла сомневаться, что он сейчас спустится. Мы должны были увидеться!
Он вышел из бокового коридора. Разговаривал с высоким парнем, ещё выше него. На шее у парня висел фотоаппарат. Когда они приблизились, я услышала, как Славка расспрашивает о съёмке, видимо, он сам увлекался этим делом. Оба были поглощены разговором.
Лариска вынула у меня из руки номерок, и через пару секунд сунула взамен шубку. Искусственный синий мех, очень мягкий. Я любила эту шубку – и за цвет (наверное, в душе все любят синий и голубой, цвет неба и воды, жизни), и за то, что когда её шили, ни одно животное не пострадало.
Славка заметил меня, и подошёл с улыбкой. Он немедленно взял шубку, и стал держать её, чтобы я вдела руки в рукава.
– Понравилось? – спросил он с улыбкой.
– Ой, вы были лучше всех! – искренность Лариски была такой, что незнакомые люди от неё шарахались. А потом привыкали.
– Нет, вы вправду самый лучший на свете, – торопливо продолжала она, – Сперва кажется – все молодцы.… Но когда вы вышли – это ж просто мороз по коже…
– Ну, нет, – засмеялся он, – По-моему, это летняя ночь, лунный свет…
Я обомлела. Оказывается, он увидел то же, что и я…
– Вы на машине? – спросил он, и тут же поправился, поняв, что об этом не стоило и спрашивать, – Подождите меня пять минут, я вас отвезу.
Мы стояли у окна в опустевшем вестибюле, и ждали его. За окном была площадь, почти безлюдная, час поздний. Только разноцветные огни от нитей гирлянд, протянутых крест-накрест. И перезвон колоколов на часовне Николая Угодника. Здесь было автоматическое устройство, и колокола звонили каждые полчаса.
– Ох, Инга, – вздохнула Лариска.
Я видела, она тоже очарована Славкой. Но не его игрой, а тем, как он высок, красив, как разговаривает с нами. Я знала, что она никогда не покусится на чужое. Если со Славкой её познакомила я – она может им только восхищаться со стороны, отвлеченно. Как картиной. Для неё он – мой. Хотя на самом деле – он свой собственный.
– Я готов, – Славка сбегал по лестнице откуда-то с верхних этажей. На нём была лёгкая чёрная куртка с меховым воротником, распахнутая. Видимо, он никогда подолгу не был на холоде, не мёрз на остановках, ожидая автобуса.
Как овечки мы пошли за ним к машине. Она была большая, тёмно-серая. Славка распахнул перед нами дверцу… Как же тепло было в салоне. А «за бортом» все минус тридцать, наверное.
– А вы где живете? – Славка обернулся к Лариске.
– Чуть дальше, чем Инга… Последняя девятиэтажка перед городским пляжем.
