Что же касается
дочери, то… ещё ночью, подкармливая
своего щенка силой, я вдруг отчетливо
понял, что двигало Таис все это время.
Забота. Если её действительно совсем
не принимали в моей стае, то моя глупая
женщина могла подумать, что это отношение
переместится и на дочку. Да она сама
говорила об этом на Совете, пытаясь во
что бы то ни стало выпросить для себя
«развод».
Таис, конечно,
несла полную ересь – моя наследница в
любом случае стала бы сокровищем для
стаи, даже если бы и родилась простой
оборотницей. Но ведь факт не в этом.
А в том, что она
боялась за нашего ребенка. И готова была
пойти на что угодно, лишь бы обеспечить
её счастливое будущее.
Пусть, она ведь
предала меня вчера. Предала, по факту,
трижды:
Позволила чужаку
коснуться себя – это раз;
Выступила против
меня на Совете – это два;
Согласилась на
кесарево и, скорее всего, хотела отдать
дочь Баю – это три.
Три долбанных
предательства за один день.
Только вот…
… я усмехнулся,
признавая за собой это: в глубине души,
я не считал её действия за настоящее
предательство.
И тогда я
окончательно понял, почему во мне нет
настоящей злости.
«Она хотела как
лучше».
Тая
Глядя в пустое
распахнутое окно, я пыталась прийти в
себя. Этьен… мне было страшно признаваться
в этом самой себе, но в его словах была
своя правда: со стороны всё происходящее
выглядело совсем иначе.
А не так, как
было на самом деле.
Интересно,
неужели и у моего отца были какие-то
причины, которые если не извиняли его
поведение, то хотя бы объясняли всю ту
боль, что он причинил моей маме?
Горько усмехнувшись,
я потянула на себя теплый плед. Окно мне
закрывать почему-то не хотелось.
А можно ли
вообще как-то объяснить жестокость
мужчины к своей женщине?
Натан когда-то
пытался меня убедить, что в наших с
Этьеном бедах виновато моё детство:
отец, который причинял маме как физическую,
так и моральную боль просто потому, что
не умел по другому любить; мама, которая
так и не смогла пойти навстречу отцу и
перешагнуть через своё отторжение к
нему.
Навстречу, а?…
после всего, что он с ней сотворил…
Этьен тоже только
что сказал, если бы мы чаще проводили
время вместе, ему бы не пришлось искать
удовольствия у других.
Честно, между
прочим.
Только всё равно
больно.
Сжав зубы, чтобы
не расплакаться в голос, я смотрела на
лунный луч, бегущий по стене все равно
что прожектор.
Слишком
быстро, слишком неровно…
слишком странно.
А затем будто
эти самые лучи соткали человеческую
фигуру… так, что уже через минуту,
улыбаясь, на меня смотрела знакомая
Серебровласка.
— Вы… — ошарашено
протянула я, чувствуя, как начинаю мелко
дрожать.
Это была не
Настя, не Аля … это была она — Луна
Оборотней. Настоящая.
Женщина,
улыбнувшись клыкастой улыбкой (от
которой меня тут же бросило в дрожь),
осторожно присела в кресло напротив
меня.
— А здесь ведь
не так уж и страшно, — оглядев спальню
Этьена, пробормотала Луна Оборотней. –
Правда, обстановку я бы всё же сменила…
Но французы любят всё помпезное.
— А вы не
француженка? – глупо спросила я, просто
потому, что не представляла как вести
себя в подобной ситуации. Это ведь Луна
Оборотней – сверхъестественное существо,
которое… которую…
—Не беспокойся,
— снова сверкнула клыками моя
посетительница. – Это наша последняя
встреча…. по крайней мере, до грани.
Указав рукой на
мой живот, она пояснила:
— Твоя дочь
связывает нас. Я могу приходить только
к ней… И к тебе, пока она внутри твоего
тела.
