Тем не менее приказ супруга не был выполнен беспрекословно, а, напротив, подвергся обсуждению. Порешили на том, что жена механика будет стирать белье, не стелившееся в изоляторе для малохоликов.
– Посмотрите на мои руки, доктор Сидоню. Вы тоже считаете, что руки у меня больные?
Врач смотрит на женщину, мысленно сравнивая ее с дочерью, Деолиндой. Дона Мунда – мулатка. В округе не слышали ни об одной другой мулатке, которая вышла бы замуж за негра. С ее стороны это был смелый шаг. Пришлось порвать с семьей, обвинившей ее в том, что она “портит породу”. Бартоломеу Одиноку тоже вынужден был порвать со своими. Привести мулатку в семью – дерзкий поступок, более того: предательство. “Но она почти негритянка”, – убеждал он. “Мулаты считают себя черными, только когда им это выгодно”, – ответили ему.
В тот день, когда Бартоломеу Одиноку, в лучшем костюме лучшего друга, явился к родителям невесты, он торжественно заявил:
– Я не негр.
– А кто же ты тогда?
– Я мулат крайней степени мулатства.
Несмотря ни на что хваленая порода вопреки предсказаниям не “испортилась”. Деолинда родилась светленькой, кожа у нее была еще светлее, чем у матери, ну а кожа в потаенных местах – и говорить нечего.
– Да, она действительно везде очень светленькая, – подтверждает Сидониу.
– А вы откуда знаете?
– Я врач, не забывайте, дона Мунда, – отвечает он, не моргнув глазом.
Но от греха подальше быстро переводит разговор на другую тему:
– Кстати, мне показалось, что наш Бартоломеу сегодня выглядит веселее и бодрее.
– Этот, – так она называет мужа, – этот все еще глазеет, как дурак, в окно на девушек…
В глубине души ей жаль его. Уже несколько лет у него слюнки текут, стоит ему увидеть на улице смазливую девчонку. Но появись в один прекрасный день в дверях пышная красотка, он бы остолбенел и не двинулся с места.
– Слюнявый пес не кусается.
Поражение, которое она ему предрекает, имеет для нее вкус победы. Чутье подсказывает доктору, что своими пророчествами она утоляет давно лелеемую жажду мести.
Сидониу ставит в угол зонтик и идет за хозяйкой на кухню. Предмет, обычный для него, в этой обстановке выглядит странно. Здесь никто не ходит в дождь под зонтиком. Просто пережидают дождь. Поселок Мгла знает только зонтики от солнца. В ясные дни можно прятаться от гнева царственного светила. Вот в пасмурные утра не стоит дожидаться, когда рассеется туман. Мгла, морось, вредоносная роса, давшая поселку имя, это пепел облаков. А облака здесь такие горючие, как нигде в мире.
– Правда, что ваш муж семь раз уходил из дома?
– Я не считаю, сколько раз он уходил, считаю, сколько раз возвращался…
– Так вернее.
– Говорю вам, доктор: я в выигрыше. Потому что возвращался он чаще, чем уходил.
– Однако странная бывает арифметика…
– Хотите верьте, хотите нет, я получала мужа назад с лихвой.
Она сыплет рис в решето. Перебирает рисинки так медленно, будто ласкает каждую. Грохочет гром, и вмиг смолкают стрекозы. Тишина на секунду становится шире саванны. Но проходит мгновение, и снова вступает пронзительный насекомий оркестр.
– Извините за неуместное любопытство, но я спрашиваю исключительно из профессиональных соображений. Во время этих семи побегов не подхватил ли он каких-нибудь болезней?
– Он бежал уже больным. Побег – это и есть его болезнь.
– Но с теми другими женщинами…
– С другими женщинами? Кто вам сказал, что были другие женщины?
