Он уникален. Один на эту реальность. Это знание приятно грело где-то глубоко внутри, там, куда не дотягивался его эмоциональный щит. Не избранный по праву святости, но избранный по праву эффективности. Он доказал свое превосходство не перед людьми – это было слишком легко – а перед самой структурой мироздания.
Азарт. Вот что он чувствовал. Не страх перед неведомым, не трепет перед силой. А холодный, расчетливый азарт игрока, которому открылись правила самой главной игры. И у него на руках – все козыри. Щит, информация, ресурсы. И понимание механики, пусть и неполное.
Пусть другие барахтаются в своих мелких проблемах, моральных дилеммах, эмоциональных бурях. Он поднялся над этим. Он работает с первоосновами. С распадом и созиданием (через исполнение его желаний).
Знание, полученное от Куба, осело в сознании Марка холодным, кристаллическим осадком. Он был оператором распада, уникальным инструментом безличной силы. Эта определенность принесла не страх, а странное, ледяное удовлетворение и азарт. Сегодняшний сеанс связи с артефактом был продуктивным. Теперь нужно было дать информации устояться, интегрировать ее в свою картину мира. Новые желания, новые цели – все это требовало тщательного обдумывания, взвешивания, расчета. Этому он посвятит завтрашний день.
Он убрал Куб в ящик стола, задвинул его. Мысленный рубильник переключился из режима «анализ артефакта» в режим «вечерняя рутина». Он вышел из своей комнаты, направляясь на кухню.
Картина была привычной и вместе с тем – все более гротескной. Квартира сияла хирургической чистотой. Воздух был пропитан запахом хлорки, перебивающим все остальные. Мать сидела за столом. Перед ней – тарелка с нетронутой едой. Вид у нее был изможденный – пергаментная кожа, темные круги под глазами, исхудавшие руки безвольно лежали на коленях. Но лицо… лицо озаряла все та же неизменная, пустая, светлая улыбка. Глаза смотрели куда-то сквозь стену, в ее личный мир навязчивого, химически чистого счастья.
Марк молча достал из холодильника свой ужин, поставил разогреваться. Мать никак не отреагировала на его появление. Не повернула головы, не изменила выражения лица. Словно он был еще одним предметом в этой стерильно чистой комнате. Его щит от вопросов работал идеально, дополненный теперь ее собственным, не менее мощным щитом от реальности.
Он сел за стол напротив нее. Ел молча, механически, не чувствуя вкуса. Он наблюдал за матерью краем глаза. Сегодня она была еще тише, чем обычно. Даже ее компульсивная уборка, кажется, временно прекратилась – видимо, силы совсем оставили ее. Но улыбка не сходила с ее лица. Иногда ее губы беззвучно шевелились, словно она вела с кем-то приятную беседу. Или она просто улыбалась тишине.
Ее состояние больше не вызывало у Марка ни раздражения, ни даже холодного любопытства. Оно было… фоном. Белым шумом. Белым счастьем. Да, она явно сходила с ума, превращаясь в истощенную, улыбающуюся оболочку. Но какая разница? Она не мешала ему. Не задавала вопросов. Не нарушала порядок (наоборот, поддерживала его до абсурда). Ее безумие было тихим, ненавязчивым. И это было главным.
То, что это его рук дело, результат его желания – эта мысль больше не требовала анализа. Цена уплачена. Результат получен. Эффективно. Точка. Он не чувствовал ответственности. Он чувствовал удовлетворение от точно сработавшего механизма.
