– Вот оно, это восточное дарование, – сообщил художник-реставратор.
– Фамилия соответствует содержанию, – слегка усмехнувшись, согласился Забродов.
– Да черт с ним! – сказал Павловец. – Я тебя не для того сюда пригласил.
– Это я уже понял, – с усмешкой произнес седовласый пенсионер.
Павловец шагнул к Забродову и, слегка поднявшись на носки, сказал:
– Давай-ка пройдем в другой зал, и я тебе кое-что покажу.
– Такое? – кивнув в сторону висевших на стене картин, тихо произнес седовласый полковник ГРУ. – Или нечто получше?
– Похлеще, Ларик! – заявил художник.
Инструктор спецназа ГРУ пристально посмотрел на светловолосого приятеля.
– Хорошо… – озадаченно произнес он. – Только я чего-то не пойму, куда ты клонишь? Какие-то намеки, словно в плохом романе.
– А вот мы спустимся в подвал ко мне в реставраторскую мастерскую, и тебе все станет ясно, – сказал Павловец. – Тут такое творится, такое…
Полковник ГРУ в отставке недовольно посмотрел на своего возбужденного приятеля и слегка скривился: ему надоели все эти недомолвки.
– Ну и какое? – не выдержав, потребовал ответа он.
– Недавно, Илларион, я заметил нечто странное, что происходит с нашими картинами, – тихо произнес художник-реставратор, – и обратился к Варенцову…
Илларион Константинович внимательно посмотрел на Павловца: ему вдруг показалось, что он уже слышал где-то эту фамилию, однако в данный момент не мог вспомнить где.
– К кому ты обратился? – с интересом переспросил он.
– К Варенцову Вениамину Александровичу, – повторил светловолосый художник, – это наш директор музея. Между прочим, очень порядочный и честный человек!
– Понял…
Художник откашлялся и, оглядевшись по сторонам, взял под руку Забродова.
– Так вот, я ему рассказал о творящихся в нашем музее безобразиях, – продолжал он, – и мы с ним решили пойти к министру культуры.
Илларион покачал головой и непроизвольно бросил взгляд на лысоголового министра культуры, который с жаром обсуждал какой-то вопрос с Аташинго.
– А где же твой директор? – поинтересовался полковник.
– А черт его знает! – пожав узкими плечами, недовольно прошептал художник. – Должен быть на работе еще с самого утра, а его, видишь, нет как нет! Я ему, пню старому, и на мобильник уже десять раз звонил – не отвечает.
– А может быть, запил твой директор? – спросил пенсионер. – Лежит где-нибудь на топчане и потягивает пивко…
Художник-реставратор решительно мотнул головой:
– Не может быть!
– Да ладно тебе, Ваня, – улыбнулся Забродов, – знаю я вашего брата!
– Нет.
– Что «нет»? Сам-то ты давно завязал с зеленым змием?..
– Это – я, – смущенно, но уверенно возразил работник музея, – а это – он! Он вообще не пьет, Илларион Константинович, не курит и даже мяса не ест!
Последние слова Павловца прозвучали уже в другом зале – российского изобразительного искусства, где, кроме смотрительницы и нескольких посетителей, никого не было. Приятели остановились у картины с натюрмортом. Забродов, посмотрев на дичь, изображенную на полотне, добродушно усмехнулся:
– Вегетарианец?
– Представь себе, да, – ответил Иван. – И еще он спортом занимается!
Илларион вдруг наморщил лоб:
– Спортом?
– Да… – ответил Павловец и указал на картину известного художника Гагарина. – Вот, Илларион Константинович, полюбуйся!
Забродов посмотрел на картину.
– Отличная работа, – с восхищением произнес он, – сразу видно – мастер писал!
– Вот именно, мастер! – раздраженно хмыкнул Иван Павловец.
