Второй фундаментальной стороной революции активности модерна является отношение к природному миру. Можно говорить о том, что у каждой социокультурной системы есть ее технологическая система, с помощью которой человек пытается решить проблемы земного существования. Для модерна такой системой является наука-техника. Наука является когнитивной основой познания природы, а техника, создаваемая на основе науки, является конкретным выражением преобразования природы в целях человека. Это соответствует идеальному типу культуры «прохождения через земную реальность» и «человека активного». Для традиционных (до-модерновых) социокультурных систем технологической системой была та, которая соответствовала идеальному типу культуры «мостов к трансцендентному» и «человека пассивного». В отношении природного мира это не означает, что человек не хотел менять природу (и вообще реальность вокруг себя). Это означает, что его способом такого изменения была религиозно-догматическая церковная система. Если реальность человека модерна (множество его действий глобального и локального, повседневного характера) обставлена использованием науки и техники, то для до-модернового человека те же действия обставлялись обращением к высшим силам и обобщенно понимаемой магией. Религиозная система как система обращения к богам за помощью в земных делах была для такого человека его «суммой технологии». При этом с неизбежностью должна была процветать магия, колдовство и другие подобные практики.
Если теперь мы представим, что все до-модерновые способы воздействия на реальность становились интегральным вызовом, то интегральным ответом на это должна была становиться идея «просвещения». Генон говорит об умозрении и интеллектуальной интуиции как о главном инструменте человека. Генон говорит о «познании» как о стратегической альтернативе «действию». С точки зрения человека, формирующегося модерна, именно этим (в негативном смысле) и был наполнен старый мир. Именно от этого его и надо было освободить. Именно такое освобождение и подразумевалось под «просвещением». Для просвещенческого идеолога средневековый мир был миром, наполненным индивидуальным и коллективным субъективизмом. Причем субъективизмом, понимаемым негативно, как множеством вариантов «ложного мировоззрения» и предрассудков. Для такой точки зрения все средневековое знание было коллективным заблуждением. Вся средневековая техника-технология была суммой обращений к высшим силам за помощью. Чем дольше существовала такая когнитивно-технологическая система, тем больше обнаруживалась её реальная неэффективность. Например, налицо была неэффективность этой системы против повторяющихся эпидемий, периодов неурожая и других стихийных бедствий. И это несмотря на то, что подразумевалось отсутствие каких-либо ограничений на широту её применения. Ведь высшие силы имеют полную власть над миром. Если они не помогают, то потому что просто не хотят помочь. Для религиозного сознания (при реальной невозможности изменить мир через религиозно-технологическую систему) оставалось только объяснять это непостижимыми для человека высшими целями. В этом и состоит важная часть «понимания» как технологического действия. «Понимание» становилось действием, изменяющим реальность не вне человека, а внутри него. Именно поэтому «понимание» для метакультурного традиционализма Генона является главным действием: реальность надо не изменять, а понимать.
