Интерпретатор - страница 18
Ему было жаль, что он не услышал того, что мог поведать жрец. И теперь пытался сам интерпретировать свой сон. Асклепий в виде тени? А что такое тень? Может быть это то, что мы не принимаем в себе самих и даже отвергаем? И значит, не так уж не прав был Фрейд, говоря о подавленных чувствах, эмоциях… Тень состоит из всего того, что когда-то было мной вытеснено из сознания и загнано глубоко внутрь. К тому же, мое отношение к религии и божеству, пусть даже и к древнему, такому как Асклепий, не позволило мне увидеть больше. Мне было дано узреть лишь его тень. Или это была моя собственная тень, которая блуждала там, пока я спал? Кирилл не знал еще, как объяснить себе это, перебирая разные варианты, связанные с образом тени. Слишком все было необычно для его рационального ума, слишком запутано. Как ни странно, но ему казалось, что теперь он понимал об этом меньше, чем когда-либо, как будто знания не делают нас мудрее, а лишь приоткрывают бесконечность нашего незнания.
О своих странных сновидениях Кирилл никому не мог рассказать, потому что не надеялся быть понятым. А может быть он в глубине души сомневался в собственной адекватности, так как почему-то был уверен, что подобных снов не видит никто, по крайней мере, из его знакомых. Получалось, что автоматически он уже исключал себя из общего числа нормальных людей, не задумываясь над тем, что само по себе это уводит его куда-то в другую сторону от обычной, привычной жизни. Он не думал об этом. Или боялся думать? Мало ли что снится людям? – говорил он себе в минуты сомнений, словно успокаивая самого себя тем, что ничего необычного не происходит. В конце концов, в его жизни ничего не изменилось, что могло бы настораживать и наводить на мысль о том, будто с ним что-то происходит не так.
В клинике ему присвоили титул «лучший хирург года». Он с иронией относился к самой процедуре, казавшейся ему абсурдной. Кирилл не понимал, зачем это было нужно, и не чувствовал в связи с этим никакого внутреннего удовлетворения, потому как все, что он делал было естественным для него, ибо ничего другого он делать не умел. Это все равно, что гордиться тем, какого цвета у тебя глаза или волосы, данные от рождения. Так он считал. Но было необходимо как-то эмоционально отреагировать, ведь другие от него этого ждали. Ну, что ж: поблагодарил за оказанную честь и сказал дежурные слова о том, что это общее дело, и так далее. Но на душе было почему-то противно. Ведь он считал себя «спасателем», а это не требует никаких поощрений, потому что ты есть то, что ты делаешь. Он не мог отделить свое дело от себя. К тому же, самолюбование отсутствовало в нем напрочь. Поэтому всеобщее признание ничего не изменило ни в его работе, ни в его отношении к ней.
Сегодняшний день выдался напряженным, как впрочем, любой операционный день, когда нужно быть сосредоточенным на том, что делаешь, и не позволять себе отвлекаться на посторонние мысли, хотя очень хотелось поразмышлять о том, что снилось этой ночью, интерпретировать свое сновидение, что вошло у него уже в привычку. Но было не до того. Все должно делаться четко, и только короткие слова, обращенные к операционной сестре, нарушали стерильную тишину операционной. Отлаженный ритм движений, и, кажется, что даже дыхание становится общим, особенно, если возникает нештатная ситуация, которая случается практически при любой операции, как бы хорошо ты не готовился к ней. Да, эти неизбежные риски существуют всегда, потому что нельзя всего предвидеть. И устаешь больше от таких неожиданностей, чем от физического напряжения, когда стоишь по нескольку часов за операционным столом. А потом ты, наконец, отдыхаешь в ординаторской. У Кирилла были свои привычки расслабляться: он ложился на диван и приподнимал ноги на подлокотник. Обязательно закрывал глаза, а лучше, чтобы в комнате вообще было темно. Он не засыпал при этом, потому что в голове все равно крутились разные мысли, которые не отпускали его, особенно если что-то не получилось, не говоря уже о том случае, когда пациент был потерян, что у него случалось крайне редко. Но как это ни печально звучит, у любого хирурга есть свое маленькое кладбище. Сказанная самими врачами фраза, была ненавистной для Кирилла. Он бесился, когда слышал ее, потому что склонен был всегда винить себя, даже если было очевидно, что его вины в этом нет, и умом он прекрасно понимал это, а все равно болезненно воспринимал случившееся, как бы оправдывающееся словами: «Мы сделали всё возможное». Он так и не научился за все время своей медицинской практики думать иначе и воспринимать спокойнее. У кого-то это получалось. У него – нет. Он еще долгое время прокручивал в голове каждый момент, чуть ли не каждое свое движение, что первое время доводило его даже до бессонницы, с чем он тогда смирился, как с состоянием естественным.