– Вы хотели рассказать, что он ответил Михаилу Васильевичу, кстати это врач?
– Заведующий отделением, – блеснув оторванным ухом, кивнул Семен бритой головой, – а Рыжий ему возьми, да и ответь: а я нахожу, что здесь не так уж и плохо, чтобы провести здесь весь остаток ваших дней! – и так нагло улыбается в лицо своему лечащему врачу.
Павлихин докурил сигарету молча, потянулся к пачке за новой, но передумал и посмотрел мне в глаза.
– Васильевич рассмеялся и сказал: может я и доработаю здесь всю оставшуюся жизнь, но я-то волен уйти отсюда, когда мне заблагорассудится. И Рыжий тоже засмеялся и ответил, что если так, то пусть попробует прямо сейчас взять и уйти.
Семен замолчал, вытаскивая из пачки новую сигарету и исподлобья посматривая на меня. Он нарочно растягивал время, чиркая зажигалкой и наблюдал за моей реакцией. Наконец я не выдержал и спросил, – ну и что же произошло?
– Уйти-то он попробовал, – улыбнулся Павлихин, – только черта-с два он ушел.
– Это как? – я попытался представить в уме подобную ситуацию, но несильно в этом преуспел. – Он не смог со стула подняться? – я спросил первое, что пришло мне на ум.
– Да все он смог, – в голосе бывшего санитара появилась враждебность, – поднялся со стула и сказал: не вижу смысла беседовать с вами дальше, я ухожу, а вы оставайтесь тут! Повернулся и ушел. А Рыжий смотрел на него и давился от смеха. Михаил Васильевич дошел до дверей, выходящих в общий коридор, позвенел ключами, а потом развернулся и зашагал обратно к нам. Когда он возвращался, у него все на лице написано было… Он попытался скрыть изумление, а потом разозлился на Рыжего. Я первый раз за четыре года увидел, чтобы заведующий отделением на кого-то злился. Васильевич сказал: если вы со мной шутки шутить вздумали, то я вам успокоительные уколы могу прописать, вам после них надолго шутить расхочется. А рыжий хохочет и отвечает: вернулись, доктор? Только это была еще не шутка. Просунул руку между прутьев и хвать нашего доктора за халат!
– Вы это все сами видели? – на всякий случай уточнил я.
– Конечно сам! – Семен обиделся, – мы со Стасом возле решетки стояли, но не успели ему помешать, уж слишком быстро этот псих назад руку отдернул. Я подумал, что-сейчас-то Михаил Васильевич уж точно побагровеет от бешенства, уж больно он не любил, когда его за одежду хватали.
Я вздрогнул от резкого звука, едва не выронив исписанный блокнот. Грохот от пустой пачки, свалившейся на пол, в закрытом помещении ударил по ушам, да в добавок и по моей нервной системе – с кем поведешься, как говорят.
– В этот момент все и произошло! – Семен посмотрел мне прямо в глаза, прежде, чем продолжил рассказывать. – Мне показалось, что в больнице свет погас… а может и не погас, это продлилось всего лишь мгновение. Михаил Васильевич засмеялся неестественным женским смехом и стал крутить головой по сторонам, как будто он только сейчас рядом с нами оказался. А потом с размаху ударил Стасика ладонью по щеке, у того от удара даже слезы из глаз посыпались. Я подумал, что Стасик сейчас тоже ударит в ответ, тот, хоть и с трудом, но сдержался. А Васильевич повернулся к нам задом, снял штаны и облокотился на стол, смеется и говорит: вколите шприц в эту круглую попку!
– И это видели не только вы? – я уже не знал – верить ему, или не верить.
– Это еще Стас и Илюха видели, – ответил санитар, не повышая голоса, – Стас находился рядом со мной, а Кутищев стоял чуть дальше по коридору. Илья аж подпрыгнул, когда позади него заведующий отделением заорал: остановите немедленно это безобразие! Только вот сзади него находилась палата со старой дурой, которая в тот момент кричала голосом, похожим на докторский.
