– Мир сейчас – это мир науки и техники. Так что они в какой-то мере потенциальные наши «агенты», с которыми придется работать.
Мужичок с ноготок согласно кивнул.
– Конечно, каждый человек стремится к успеху – это общественное положение, статус, ну, собственно, в прямом смысле карьера. Карьера творческого человека, на ваш взгляд, отличается от карьеры других людей? И нужно ли знать об этом разведчику?
Егор повел бровями.
– Бесспорно. Разведчик должен обладать широким психологическим фоном. Я знаю два вида карьеры. Формально-ремесленную и творческую. Они противоположны в самой сути. Ремесленная: ремесло (навыки, знания) – ремесленник. Творческая: талант – творчество – мастерство – профи. В основе ремесла – рациональное чувство и мышление черно-белое, как черно-белый телевизор. Творческое мышление – это чувство, интуиция, эмоциональная разноцветь… Ремесло повторяет старое – тиражирует. Творчество создает новое. Интеллект ремесла – рационален, а творчества – динамичен, напоен чувством и сочетается с работой системы творческих чувств…
– А что такое талант?
– Это и есть система творческих чувств.
– Значит, шансов больше у творчества! Откуда все это знаете? Ведь это шире простой психологии разведчика… Разведчики, знающие толк в таланте, способны были завербовать американских ученых-атомщиков… И удачно!
…Братышев своим подопечным был доволен. На этот раз они сидели на открытой площадке-кафе над Москвой-рекой. В «Прагу» идти Сергей Анатольевич категорически отказался.
«А зря, – думал Егор. – У меня ведь и деньги есть».
– Так вот, о Марте Петерсон. Она была на связи с нашим дипломатом-предателем Огородником. Поняв, что проиграл, он отравился, зажав в зубах ручку с ядом. Американцы об этом еще не знали, и на связь с ним пошла Марта. На Краснолужском мосту, подойдя к гранитной опоре, она еще раз проверилась, потом открыла сумочку и левой рукой… – Братышев отпил глоток сухого вина. – И вот левой рукой (контейнером служил маленький обломок угля) попыталась сунуть его в «бойницу». Но… смелая баба! Отчаянно дралась с сотрудниками группы захвата… Руками, ногами, с истерическими воплями со смесью английского и русского мата!
– Хотела предупредить агента?
– Предупредить – и заодно вытряхнуть из своего уха клипсу, служившую приемником.
– Здорово!
– А знаешь, – вдруг ласково заметил Братышев. – Я ведь неспроста пошел в кафе. Ведь скоро нам с тобою придется расстаться…
– Вы уезжаете?
– Нет, уезжаешь ты.
– Да, но я об этом ничего не знал.
– Едешь в Лондон. Хочется?
Егор даже привстал. Братышев поднес к губам палец.
– Пока – молчок!
Максим улетал в Африку. Дома, перед выходом к такси, на несколько минут присели. Игнат Семенович, казалось, согласился с тем, что произошло: отъезд Максима был неизбежен. Мария Алексеевна немного всплакнула. И, вытерев фартуком глаза, просила сына время от времени все же подавать весточку: все знали, что к Максиму она была особо неравнодушна.
Обняв мать, Максим успокаивал:
– Обещаю, что каждую неделю буду звонить. Согласна, мамочка?! – Он говорил это так, будто звонить ему предстояло из-под Москвы.
Наконец все встали, и Ромка взял чемодан Максима. Игнат Семенович обнял сына.
– Упрямый школяр, – сказал он. – Весь в мать.
Но в его словах уже не было упрека. Он прижал к себе сына и поцеловал его.
– Дай знать сразу. По дипломатическим каналам.
Родители оставались дома, а в аэропорт поехали Ромка с Настей. На их дружбу Максим смотрел свысока, если не скептически. Иногда шутливо бросал младшему:
