Джексон кивнул:
– Может быть, вам также известно, что еще один пожар произошел вчера в одном из зданий в Балтиморе?
– Да, в статье упоминалось об этом.
– В обоих случаях речь идет о поджогах, явно связанных между собой. И совершил их один и тот же человек.
Пока мы беседовали, коллега Джексона хранил молчание, не сводя взгляда, жесткого и тупого, с какой-то точки на столе. Анна Сондерс смотрела на нас с напряженным видом.
– Это дело, – продолжал Джексон, – на контроле ФБР, мы с Робертом у руля. Есть все причины полагать, что эти поджоги – всего лишь начало целой серии, так что у нас серьезная проблема: расследования подобных дел требуют времени, много времени, поскольку здания в момент обрушения погребают под тоннами обломков все следы преступления и modus operandi[4] преступника.
– Сколько жертв?
– Мы узнаем об этом, только когда разберем завалы, – сказал Коллинз. – Риск того, что там могут оказаться люди, сильно замедляет работу. Мы не можем отправить туда бульдозеры…
– Очевидно, – добавил Джексон, – злой умысел поджигателя был направлен прежде всего на башни, а не на людей. Он взломал аудиосистему зданий и распространил приказ об эвакуации прежде, чем поджечь небоскребы… И потом еще эта музыка.
– Музыка? Преступник включил музыку перед пожаром?
– Да.
– Это странно, правда?
Коллинз пожал плечами.
– А… что за музыка? – спросил я.
Агенты ФБР обменялись взглядами.
– Ее пока не идентифицировали, но свидетели говорят, что это была какая-то тревожная старомодная мелодия.
– Воистину кругом одни ненормальные, – сказал я.
– Если бы не они, мы бы остались без работы, – произнес Коллинз отстраненным тоном.
Гленн Джексон улыбнулся. Анна Сондерс смерила его сумрачным взглядом. Я чувствовал, что она настороже.
– Кто-то выдвинул требования?
– Пока нет, но это обязательно случится, – ответил Коллинз. – Мерзавец, который это сделал, не спешит, само собой, для того чтобы усилить давление и шумиху.
– Кстати, – вмешался Джексон, – по поводу давления. Нам позвонил Барри Кантор. Знаете, кто это?
– Конечно.
Как я мог не знать? Советник президента, любимец СМИ. Тридцать пять лет, хорош собой, телегеничен до невозможности, красноречив и весьма харизматичен. Постоянно торчал в телевизоре, разъясняя политику Белого дома. Можно сколько угодно не соглашаться с линией, которую он проводил, одно несомненно: это была блестящая фигура на политической арене и все его уважали.
– Барри Кантор поделился с нами пожеланием президента: он хочет, чтобы параллельно расследованию…
– Погоди минуту, – перебил его Коллинз и повернулся ко мне, угрожающе сдвинув брови. – Мистер Фишер, – сказал он своим хриплым голосом, – мы намерены доверить вам конфиденциальную информацию. В обычное время ваша личность подверглась бы тщательному изучению в соответствии с протоколом, прежде чем мы посвятили бы вас в детали проекта. Но в связи с неотложностью дела и по требованию президента нам пришлось пренебречь процедурой. Однако предварительно мы вынуждены обязать вас сохранить в тайне все, что будет сказано или сделано в этой комнате. Ничего из того, что вы здесь услышите, не должно быть передано гласности, независимо от того, согласитесь вы участвовать в проекте или нет.
В его поведении я почувствовал некоторую агрессию, хотя еще ни о чем не просил и не спрашивал.
Все взгляды обратились на меня: суровый – Коллинза, ободряющий – Джексона и неоднозначный – Анны Сондерс, в котором, как мне показалось, сквозила тревога, но также, возможно, и надежда.
