С нетерпением захожу в дом, и облегченно выдыхаю. Там никого нет, лишь работает старенький кассетный магнитофон середины двадцатого века. Там записано представление с Петрушкой.
– Так ты отказываешься быть, как все? Быть частью нашего общества, свободного и прекрасного? – спрашивает жандарм.
– Отказываюсь, господин жандарм, категорически и бесповоротно.
Мой напарник, по случайности или нет, – мой бывший ухажер Альберт, подходят к магнитофону. Берет его в руки.
– Что это такое?
– Какая-то доперезагрузочая техника.
– Вот чурбан! – говорит жандарм на кассете. – Взять его! Мы все равно сделаем тебя счастливым и свободным! Как ты не упирайся!
Слышен отчаянный плач Петрушки. Мой напарник выдергивает провод из розетки. Магнитофон выключается.
– Кажется это сатира на нас с тобой, – с иронией говорю я. – Это мы – жандармы. В этом есть доля правды, как думаешь?
– По-моему, очень топорно, – считает Альберт. – Не стоит вникать в их культуру, она лживая, как и все они. Невозможно быть честным без коррекции. Но по форме эти выступления привлекательные. И можно заразиться их идеями.
– Ну теперь-то не от кого заражаться, все ушли. А насчет того, можно ли быть честным без чипа, я думаю, можно.
– Ну, если ты о себе – верю. Ты особенная.
Альберт подходит ко мне. Кажется, он хочет сделать какое-то движение, чтобы нарушить мои личные границы. Природа здесь так действует на инстинкты, что ли?
Я быстро подхожу к низенькому окну, раздвигаю занавески и выглядываю во двор.
– Смотри, есть один дед, в соседнем доме. Сидит на завалинке, как ни в чем не бывало.
– Завалинка, это что?
Но я не отвечаю. И мы спешим к соседнему дому.
У соседнего дома сидит мужик лет шестидесяти в шортах, футболке и сандалиях на босу ногу.
– Добра вам! – мягко говорю я.
– Встать! Вы должны приветствовать полицию! – рявкает Альберт.
– Физкульт-привет, полиция! Извиняйте, встать не могу, ноги не ходят.
– И вас в таком состоянии одного оставили? – посочувствовал мой напарник. – Как так получилось?
– Хотели взять, но я понимал, что всегда буду для них обузой. Буду их тормозить. И уговорил их меня оставить.
– Не волнуйтесь, вас вылечат и ноги снова смогут ходить. Даже бегать будете. – пообещал Альберт.
– Но для этого нужен чип, так ведь? – с тревогой спрашивает дед.
– Так. А почему вы так боитесь чипов? Они не стирают вашу личность, как вы думаете, только немного корректируют. Но взамен дают так много хорошего. Как вас зовут?
– Макар. А из чего личность состоит, как думаешь, парень? Из того, что корректируют. Если я не такой злой, грустный, как до корректора, то это уже и не я. Понимаешь?
– Вы, только ваша лучшая версия.
К нам подходит капитан отряда.
– Прекратить демагогию! Куда ушли остальные скоморохи?
– За стены ушли, а куда точно – мне не доложили. Знали, что вас встречу. – усмехается дед.
– Они же там погибнут! – удивляется Альберт.
– Вероятность большая. Но небольшая плата за свободу. Так они считают.
– В связи с постановлением правительства номер 31780, о признании организации скоморохов вне закона и их чипизации, вы, Макар, задержаны для принудительной коррекции личности. Альберт, подгони автолет!
И пока испуганного деда Макара грузят в автолетозак, я вдруг так ясно представляю себе, как колонна из старых груженых машин, работающих на бензине, и навьюченных лошадей идет по проселочной дороге. Дальше дорога кончается, впереди лес. Дмитрий и Павел вылезают из первой машины.
