Проделала в детских пластиковых кубиках отверстия, заложила туда разные образцы запахов и играли, угадай где. В качестве награды обнималась с ней, завалившись рядом. Но она всё равно тосковала по своим палочкам.
Я заставила солдат подобрать все веточки внутри локалки. Собака стала просто вырывать высокие травинки и класть их передо мной. Пришлось и траву всю подстричь.
И вот, всего неделю после травмы, происходит ЧП! Кто-то из офицеров части решил показать своему ребенку собачек и привел к локалкам. Как на зло, именно в этот момент я выходила из вольера с Ирмой. Не ожидая подвоха, я не сильно контролировала поводок.
И собака, увидев вдали ребенка, бросилась к нему. На трёх лапах! Бегом! Собака, которой ещё нельзя было даже ходить! Бежала!
Уж не знаю, что в этой огромной овчарке особенного, но даже те, кто боятся собак, совсем не пугаются её. Может быть её ужасная худоба, делающая её плоской, как рыбка. Может быть, виляющий добродушно хвост. А однажды, одна пятилетняя девочка мне сказала: «Просто она добрая и улыбается.». Нет, не оскал, а именно какая-то своеобразная улыбка и бесконечно добрые глаза, мгновенно завоёвывали сердца.
Вот и сейчас, ребенок, с криками: «Собачка!» побежал к ней на встречу. Сетчатое ограждение между ними приняло на себя прыжок собаки. А я мысленно закричала: НЕТ!!! Понимая, всю катастрофу этого прыжка для больной лапы. Собака взвизгнула, но продолжила ластится к ребенку через сетку.
– Не волнуйтесь, девушка, мой сын не боится собак. Да и она у вас, вон, какая добрая! – крикнул мужчина, видя как я бегу следом за собакой.
Да причём тут ребёнок?! Я всегда запираю локалку на дополнительные замки, заходя сюда для занятий с собаками. Меня волновала лапа.
Подбежав, я увидела, что вся повязка полностью пропиталась кровью. Швы явно не выдержали такой нагрузки. Краем глаза я заметила, что Стас уже бежит в нашу сторону.
– Дело не в ребенке, товарищ майор! Собака ранена, ей необходим покой.
Я взяла Ирму за поводок и попробовала оттянуть от сетки. Та упрямо завалилась на нее. Ребёнок, просунув ручки, сквозь решетку, гладил собаку.
– Ладно. Ровно пока не подойдет ветврач, – я кивнула в сторону, бегущего к нам Стаса.
– Может тогда запустите нас?
– Нет. Тогда она совсем перестанет слушаться меня и будет играть с вашим сыном. А ей пока нельзя даже ходить. Вот заживет лапа и приходите. Хотя, я не уверена, что это тут допустимо.
Через несколько минут мы уже делали перевязку. Швы не разошлись, но сильно кровоточили. Стас на руках отнес Ирму в вольер.
– Наталья Викторовна, это, конечно, грустно для собаки, но крайне необходимо. Давайте две недели вообще не выпускать её из вольера. Уберем лишний раз за ней, но лапа так будет иметь больше шансов нормально срастись.
– Ты – ветврач. Как скажешь – так и будет. Я могу и теорию здесь вести. Чтобы ей не скучно было. И на свежем воздухе. Погода позволяет.
– Вот и отлично! И спать меньше на занятиях будут. Но выводить её нельзя. По хорошему, вообще, следить, чтобы не вставала лишний раз, хотя бы, неделю.
– Так давай тогда к тебе её в лазарет.
– Не получится. Вчера в четвертой локалке у новоприбывшего пса лишай обнаружил. Карантин у меня теперь. И на долго.
– Ладно. Тогда дежурного к ней выставим, – предложила я.
– Ну и кому вы доверите свою любимицу? – усмехнулся тот.
И верно. После побега Шона на вольере Ирмы появился огромный навесной замок. Я притащила его и кусок цепи и лично соорудила дополнительный запор. Ключ от замка был только у меня, у Стаса и у Дмитрия. Да и то, на всякий случай. В мои выходные Стас лично выгуливал собаку, не доверяя никому. Через полгода у него дембель. А следом и у всей моей команды. Надо будет искать новых доверенных лиц.
