Лёха рассмеялся, а Федул грустно и обреченно вздохнул.
– Парни, обедаем и выходим на промысел! – раздался голос Кэпа из динамика судовой связи, висевшего прямо над ними.
Лёха и Федул оглянулись вокруг….
Играя лучами с легкой зыбью на воде, светило неяркое, но такое желанное северное солнце. Сейчас уже ничего не напоминало о том жутком шторме, сквозь который довелось пройти вчера хрупкой «Принцессе».
«Моржовая» палуба уже не испытывала на прочность их обоняние и все остальные бытовые неудобства нового судна становились всё более привычными.
Забегая вперед, могу сказать, что «Принцесса Эсмеральда» стала по-настоящему родной для парней. Они сделали на этом судне не один, и даже не два рейса…
Лёха, превратившись со временем в толстого и тяжелого на подъём обывателя, иной раз с тоской вспоминает те славные времена, когда он не мог уснуть в полной тишине квартиры, не слыша работы Главного Двигателя или выборочного комплекса. Вспоминает классных парней и мудрых старших товарищей, с которыми довелось пересечься на долгом морском пути. И даже паскудного типа Бандеру, он с удовольствием чмокнул бы сейчас в нос, предварительно угостив чем- нибудь вкусненьким…
Время неумолимо. Грустно, господа и товарищи…
В одной из укромных бухт холодного Охотского моря, на лёгкой водной зыби, тихо покачивался, бросив якоря, старина- плавзавод.
Работа на нём не прекращалась ни на минуту. Вот и сейчас, одна из смен большой плавучей фабрики выдавала очередные тонны готовой продукции на стол большой страны.
Со стороны открытого моря к плавзаводу, бодрой и уверенной поступью, лихо заходил на швартовку один из приписанных к нему траулеров добывающей флотилии.
И, вроде бы, всё шло своим привычным чередом. Всё, за исключением одного интересного момента…
Законное место капитана при швартовке, на крыле мостика, с левого борта, занимал огромный и чёрный, как большой кусок рубероида, красавец-дог!
Положив передние конечности на борт, массивный, устрашающего вида пёс, как влитой, врос крепкими задними лапами в палубу, застывшим, немигающим взглядом, снисходительно поглядывая на царившую вокруг рабочую суету. На голове дога гордо красовалась парадная штурманская фуражка.
Швартовые команды на баке* и корме**, натянув на свои физиономии непроницаемые маски японских «якудза», изо всех сил старались сдержать рвущийся наружу смех, глядя на изумленные лица «базовских», сбежавшихся со всех концов огромного плавзавода для того, чтобы поглазеть на диво дивное.
Их удивление легко можно было понять. Ведь не каждый день увидишь такую «картину маслом», когда собака руководит швартовыми операциями…
– Сейчас цирк начнётся! – бросил Лёха, стоящий с «выброской»*** наготове своему давнему другану Федулу.
– Борисыч в своем репертуаре, – хмыкнул в ответ Киргиз, попутно готовя к отдаче прижимной конец.
Парни, в отличие от остальной команды, без труда сохраняли невозмутимый вид.
Ещё бы им было удивляться, если несколько минут назад, они собственноручно натягивали «штурманку» на голову всеобщего судового любимца, по просьбе своего изобретательного и неугомонного Кэпа.
Борман сперва отчаянно сопротивлялся, не понимая: что вдруг потребовалось от бедной собаки двум молодым и одному пожилому придуркам.
Однако потом, после ласковых уговоров Самого Кэпа и щедрого угощения сытной американской ветчиной от спешно примчавшегося по вызову Мастера, кандея Петровича, умный и сообразительный пес проникся важностью момента и позволил надеть на себя фуражку, которую парни, для надёжности, подклеили к собачьей голове небольшими кусками скотча.
