Ирония на два голоса - страница 29

Добравшись до зеркала, я впился как вампир в свое вихрастое отражение, пытаясь понять, насколько гипнотически значимой может быть моя растрепанная физиономия для девчонки с каштановой гривой волос и пронзительно-беспомощным взглядом… Я долго смотрел на себя в зеркало, и наконец мой ментор вмешался со скрипучим изящным сарказмом: «Полюбуйся, друг мой, что происходит с существом, лишенным рассудка, которое еще недавно напоминало человека». «Никто не знает, что ждет нас во тьме времен», – я неубедительно пытался парировать его иронический выпад.

Внимательно осмотревшись вокруг, я физически ощутил влияние флюидов этого подлого носителя сарказма, который незаметно становился моей второй сущностью. Я уже упоминал о своем убеждении, что вылепленные мимическими мышцами черты либо закладывают основы харизмы, либо вызывают у людей отвращение из-за нелепостей лицевого ландшафта. В сериальных траекториях выражений лица обычно содержится весь диапазон мимических трансформаций, причем у каждого взрослого, пожившего долго в этом мире, формируются точки стабильности, которые являются строго воспроизводимыми и определяют узнаваемость. В них-то и содержится все разнообразие носимых человеком мимических масок. Посмотрев на себя с обреченностью вымирающей рептилии, я грустно заключил, что предстоит адская работа по наращиванию на моем лице мышц мужества и морщин обаяния…

Я стал припоминать весь свой прежний опыт общения с девочками, начиная с детской влюбленности в светловолосую, ангельски смотрящую и безупречно одетую девочку Валю. Она покорила меня во втором классе школы, будучи дежурной, когда придирчиво проверяла чистоту моего белого воротничка, ушей и рук перед началом занятий. Сидя за партой и скрипя пером, довольно долго я грезил ее прикосновениями и снисходительным хмыканьем. Такие наплывы детской любви не получали серьезного развития, но в памяти они оставались навсегда, поскольку задевали какие-то тайные струны души.

Еще вспомнился проигранный мной поединок против девочки из Новосибирска, вместе с которой мы ехали в поезде до Симферополя в летние каникулы после шестого класса. Мне тогда сумасшедше повезло: я получил путевку в Артек. Это был удивительный, самый лучший детский лагерь, в чем я лично убедился за сорок дней отдыха. По дороге в Артек я валялся на второй полке, периодически устремляя взгляд в окно на размазанные скоростью пейзажи и строения средней полосы России. Девочка Антонина, внучка известного математика из новосибирского Академгородка, неожиданно повернулась ко мне на соседней полке, пробудившись, видимо, от резкого толчка поезда на повороте пути. Когда она повернулась, ей почему-то захотелось уставиться на меня, как хищнице на жертву, не отрывая взгляда… Я еще не очень понимал тогда, зачем некоторые девочки любят играть «в гляделки», тренируя волю и целеустремленность в поединках с представителями мальчишеского мира. Я посмотрел на соседку и вместо поединка взглядами глупо спросил:

– Ты кто?

– Я Тоня, – ответила она.

– Привет, Тоня, а я Артем, – промямлил мой заплетающийся язык.

Видимо, Тоня посчитала, что представление турнирных бойцов окончено и вновь вперила в меня выразительные большие глаза… Наконец до меня дошло, и в ответ я тоже уставился на нее. Но поединок был явно неравным. Я не мог сосредоточиться. Меня тревожило, что вслед за поединком взглядов мы должны начать как-то общаться. Я тогда еще не мог похвастаться удачно подвешенным языком в общении с противоположным полом. Коварный внутренний ментор назидательно подсказывал мне разнообразные идеи знакомства и общения, но они почему-то всегда оказывались бездарно провальными. Раздался звук шагов, я беспокойно метнул взгляд на проходящего по вагону проводника и тем самым проиграл Тоне турнирное сражение. Она засмеялась и, вздернув симпатичный носик, воскликнула: