Спустя девять лет родилась Наденька. Именно рождение дочки заставило нас всех пересмотреть своё отношение к этому миру. У Надюши был синдром Дауна. Жена закрылась в себе, ушла с работы и всё своё время посвящала дочке. Убив в себе специалиста, Вера открыла в себе домохозяйку. Поэтому маффины от жены, которые они испекли с семилетней дочуркой, надо было однозначно попробовать, иначе не миновать беды.
– А вот и папа! – снимая ботинки, я смотрел, как ко мне радостно бежит мой солнечный зайчик!
Страшно это всё было тогда, семь лет назад, когда она только родилась. Слова как приговор: «Ваш ребёнок – даун», – и все отворачиваются, фырчат, а она лежит в пелёночках, пыхтит и даже не подозревает, что у неё какой-то там синдром, да ещё и врождённый порок сердца.
После начались годы скитаний по специалистам, гимнастикам, кружкам, врачам и всяким развивающим программам, которые высасывали все сбережения и заработки. К сожалению, кружки Нади и срочные необходимости Паши требовали всё больших и больших затрат.
Роль добытчика легла на мои плечи и проекты. Думать о возвращении на работу жена даже не хотела, а мне в одного тянуть финансовый обоз было тяжеловато, несмотря на то, что я часто брался за самые сложные задачи.
Наденька крепко привязала маму к домашнему очагу, а меня к проектному бюро. В то же время моя дочь – мой солнечный зайчик, отрада моя, беззаветная нежность и доброта, сама того не осознавая, вселяла в меня огромное количество сил и веры.
Я всегда мечтал, чтоб она поскорее выросла, и мы бы поехали с ней в кругосветное путешествие! Обещать что-то проще всего, потому что моё сердце напрочь потерялось в белых кудряшках домашнего солнышка, и я готов был пообещать всё что угодно.
– Папа пришёл, – Надюша встала около меня, ожидая, когда я сниму верхнюю одежду. Вся её поза и подтанцовка маленьких босых ножек говорили только о том, что она приготовила мне сюрприз.
– Чемоданы собрала? – спросил я грозно, но с улыбкой.
– Ещё нет. Я всё ещё маленькая!
– Ну тогда отложим путешествие по миру ещё на денёк!
Надюша рассмеялась, отлично понимая, что завтра у нас опять состоится этот диалог про чемодан.
Чай, как и всегда, был приторно сладким. Вера почему-то шестнадцать лет назад решила, что её муж любит чай с тремя ложками сахара, переубедить её никак не получалось, поэтому, если я не успевал налить сам себе чашечку чая, приходилось давиться чайным сиропом.
На красном блюдечке Надя поднесла мне аж три маффина!
– На!
– Какой взять?
– Любой! Они расскажут тебе о твоём будущем! – смеясь, ответила дочурка.
– Вы как в маффины засунули предсказание? – спросил я Веру.
– Ох, не спрашивай. Главное, не съешь его, а то огорчения не оберёмся.
– М-м-м, как вкусно! – промычали мои вкусовые рецепторы, откусывая кусочек сахара с небольшим количеством теста.
– Кто же сыпал сахар? – удивлённо просил я. – Мама?
– Я-я-я-я, – светилась гордой улыбкой дочь.
– Аа-а-а-а, ну вся в маму! Надо сахар от вас прятать, а то до диабета недалеко!
– Не вредничай! У тебя вся работа связана с умными мыслями! Тебе надо глюкозу!
– У меня уже не голова, а сплошная глюкоза.
– Миша, если тебе что-то не нравится, делай сам.
– Вера, если я и это буду делать сам, то на работу придётся ходить тебе, – сказал я тихо, нежно улыбаясь.
Такие ссоры были нормой для нашей семьи: ругаться при Наде нельзя, она слишком чувствительна, а не ругаться было уже невозможно.
