Исчезновения в Гальштате - страница 10
– Вот и не один. Люба тоже иногда слушает. Я ей на телефон недавно сбрасывал все мелодии из музыки «Пера Гюнта». И ей, кстати, очень понравилось.
– Че за Перагюнт?
– Это типа сказка про одного парня из Норвегии. А музыку к ней сочинил композитор Григ. Очень хорошая музыка. Просто ты не слышал ее. Если бы ты послушал, тебе тоже, может, понравилась бы.
– Не. Я современную музыку люблю. Рэп.
– Ну, как хочешь. Если надумаешь, я тебе тоже кину на мобилу…
Мы помолчали каждый о своем. Киря присел на поваленное дерево. Все-таки он действительно еще очень маленький и быстро устает. Я присел рядом. Еловая ветка в моих руках то и дело поддевала с ковра сосновых иголок раскрытые шишки.
– Знаешь, Саня… Зря мы все об этом мечтаем. Ну, я про отцов-полицейских и архитекторов, о ласковых мамах. Не будет ничего этого. Усыновляют маленьких, потому что их можно перевоспитать. А нас уже не получится. К тому же мы мальчики. А усыновители любят девчонок. С ними вроде как проще справиться. А нам уже по пятнадцать лет. Никто нас не усыновит. Мы никому не нужны.
И тут вдруг Кирюша заплакал. Даже не заплакал. Просто он тихо заскулил. Его наивные круглые глаза наполнились слезами. Они капали на коричневые сосновые иглы. Я молча сидел рядом и просто ждал, когда несчастный Кирюша выплачет все свое безутешное горе и успокоится. Когда слезы перестали капать, я сказал, чтобы успокоить его:
– Вообще-то, Кирюха, не так уж нам хреново живется. На самом деле, вполне сносно. Немало и плюсов есть. Свободы-то уж точно побольше, чем у домашних. Я вот уже привык в ДД жить. Тяжело, но сносно. Все равно ждать-то нам особо нечего. На себя надо надеяться, и только на себя. Ну и друг на друга. Ты поверь мне, Кирюх… Я всегда готов быть тебе другом. Помогать чем могу. Сочувствовать.
– Да я знаю, Саня, спасибо тебе. Редко кто, кроме тебя, умеет и выслушать, и понять. И я тоже всегда готов ради тебя на все. Ты единственный, с кем я могу об этом говорить… Мы помолчали еще немного и пошли в лагерь. По дороге Киря немного еще хлюпал носом.
Но сейчас как-то у нас стало не принято, что ли, обсуждать свои представления о желанной семье. Все молчат об этом. Как будто вдруг возникло некое внутреннее табу на эту тему. Но все, конечно, очень хорошо понимают, что шансы на усыновление и даже на опеку у нас микроскопические. Мальчик пятнадцати лет – это безнадежный случай. И все же я продолжаю верить. Верить в чудо-чудо, что для меня найдется семья, которая захочет меня взять к себе. Я даже стал читать в интернете сайты, где всякие люди обсуждают, как они выискивали себе детей в детских домах. На что обращали внимание. Но главное – я хотел знать, что для этих усыновителей было самым важным фактором, который заставил их усыновить именно этого конкретного ребенка. Ну, про малышей, которые смотрели наивными печальными глазенками, тянули к мамочке рученьки и просили их забрать, я сразу же пропускал. Это не мой случай. Меня, естественно, интересовали варианты, когда усыновляли именно подростков. Вернее, почему их усыновляли. Никакой закономерности мне найти так и не удалось. Но я заметил, что нередки случаи, когда подростки какое-то время общаются с будущими родителями, типа оказываются рядом с ними в больнице, в походе, или это волонтеры – а потом сами просят напрямую взрослого: возьмите меня, пожалуйста, к себе. И взрослые, которые уже имеют опыт общения именно с этим конкретным подростком, бывает, что и соглашаются.