– Ты расшифровал это? – сказал он.
Я кивнул.
Хью взял из рук учителя листок и осмотрел его. Потом глянул на мастера Бенедикта. Казалось, будто между ними произошёл какой-то безмолвный разговор, но я не мог понять, о чём они думают. Внезапно я ощутил надежду. Учитель всегда радовался, когда я удивлял его чем-то новым. Возможно, ему приятно, что я решил эту головоломку самостоятельно.
А может, и нет. Мастер Бенедикт ткнул костлявым пальцем мне в рёбра.
– Что ж, если уж ты испытал такой творческий порыв, я хочу, чтобы бы переписал рецепт своего сегодняшнего маленького приключения. Тридцать раз. А потом ещё тридцать раз – на латыни. Но сперва ты приберёшься в этой комнате. Положишь все вещи на свои места. И выскоблишь пол. Лавку, мастерскую и каждую ступеньку в этом доме. До самой крыши. Сегодня ночью.
До крыши?.. Вот теперь мне в самом деле захотелось плакать. Я понимал, что этим вечером точно был не на стороне ангелов, но ученики и так работали до изнеможения. Мой учитель, возможно, был добрее, чем любой другой мастер, которого я знал, но мои обязанности не изменились. У ученика день начинается ещё до шести утра. Он должен встать и подготовить лавку к открытию. Затем обслуживать покупателей, помогать учителю в мастерской, самостоятельно заниматься, учиться и так далее – до самого захода солнца. Потом ученик должен прибраться, приготовить ужин и вычистить лавку для завтрашнего дня. И лишь после этого он может лечь спать – на соломенный тюфяк, служащий ему постелью. Ученики отдыхают лишь по воскресеньям и в редкие праздники. А сейчас был самый разгар двойного праздника: сегодня Вознесение, а завтра – День королевского дуба. Я мечтал об этом весь год!
Согласно документам об ученичестве, мастеру Бенедикту не разрешалось заставлять меня работать в праздники. С другой стороны, согласно тем же документам, мне не разрешалось красть его запасы, делать порох и стрелять в чучела чёрных медведей. Ни в каких медведей, по правде сказать. Поэтому я просто опустил плечи и сказал:
– Да, учитель.
* * *
Я вернул горшки и ингредиенты на полки. Мастер Бенедикт взял нашу пушку и спрятал её где-то в задней комнате, в мастерской. Следующие несколько минут я провёл, собирая вымазанные сажей свинцовые шарики, раскатившиеся по всем углам лавки. Это заставило меня задуматься, что делать с бедным медведем.
Мастер Бенедикт повесил за прилавком свой пояс с флаконами, ингредиентами и лекарствами и скрылся в задней части дома. Я перевёл взгляд с его пояса на медведя в углу. Если сшить вместе несколько кусков ткани и обернуть вокруг бёдер зверя…
– На твоём месте я не стал бы этого делать.
Хью сидел в кресле у камина, перелистывая новый травник моего учителя. Он заговорил, даже не подняв взгляд.
– Я не собирался использовать пояс, – сказал я. – Но нельзя же просто так его оставить. – Я подумал ещё немного. – Может, сделать ему штаны?
Хью покачал головой.
– Странный ты парень.
Я не успел ответить. Скрипнула дверь. Я почувствовал запах ещё прежде, чем посетитель вошёл, – гадостная помесь ароматической розовой воды и немытого человеческого тела.
Это был Натаниэль Стабб – аптекарь, владевший лавкой через две улицы отсюда. Стабб являлся портить наш воздух раз в неделю. Он приходил шпионить за своим главным конкурентом – если слово «конкурент» вообще было тут применимо. Это мы продавали настоящие лекарства. Он же зарабатывал, торгуя восточными-пилюлями-от-всех-болезней Стабба. Они, согласно листовкам, которые он клеил на каждом углу, лечили все хвори – от оспы до чумы. Насколько я могу судить, единственным реальным эффектом пилюль было уменьшение веса в мешочке для монет.
