Тем не менее его клиенты покупали их горстями. Стабб носил свою прибыль на всеобщем обозрении. Тяжёлые, украшенные драгоценными камнями кольца, стискивающие его толстые пальцы. Серебряная трость с рукояткой в виде змеиной головы. Парчовый дублет, натянутый поверх блестящей шёлковой рубашки… Подол рубашки торчал из расстёгнутой ширинки; вероятно это был последний крик моды. Но мне казалось, так Стабб больше похож на приходского дурачка.
Аптекарь махнул тростью в сторону Хью.
– Коггсхолл.
Хью кивнул в ответ.
– Где он? – спросил Стабб.
Хью ответил, опередив меня.
– Бенедикт занят.
Стабб поправил свой дублет и осмотрел лавку. Его взгляд, как обычно, задержался на полках за прилавком, где мы хранили самые ценные ингредиенты – вроде алмазной пыли и золотого порошка. Наконец он, казалось, заметил, что я стою рядом с ним.
– Ты ученик?
Сегодня был праздник, и я не надел синий фартук, какие носят все ученики. Ясно, что Стабб не знал наверняка, кто я: я ведь жил тут всего-навсего три года.
Я кивнул.
– Да, мастер Стабб.
– Тогда сходи за ним, – распорядился он.
Приказ Стабба поставил меня в тупик. Официально я должен был выполнять распоряжения только своего учителя. С другой стороны, проявление малейшего неуважения к другому мастеру может привести к большим неприятностям с гильдией аптекарей, а Стабб был не из тех людей, которым стоило перечить. Тем не менее нечто в поведении Хью навело меня на мысль, что лучше бы Стаббу сегодня не встречаться с мастером Бенедиктом. И я допустил вторую ошибку за вечер: заколебался.
Стабб ударил меня.
Ударил тростью по голове. Я почувствовал резкую боль, когда серебряные змеиные клыки вонзились в мочку уха. Я повалился на шкаф-витрину и прижал руку к уху, вскрикнув от удивления и боли.
Стабб отёр трость об рукав своего дублета – словно прикосновение ко мне испачкало её.
– Я сказал: иди и позови его.
Лицо Хью потемнело.
– Ты же слышал меня: Бенедикт занят. И мальчик не твой. Так что держи руки подальше от него.
На лице Стабба появилось раздражение.
– Мальчишка и не твой, Коггсхолл. Так что держи свои слова при себе.
Мастер Бенедикт появился в дверях за прилавком, вытирая руки тряпкой. Он оглядел всю сцену и нахмурился.
– Что тебе надо, Натаниэль?
– Ты слышал? – сказал Стабб. – Произошло ещё одно убийство. – Он улыбнулся. – Но, возможно, ты об этом уже знаешь.
Хью закрыл книгу, которую читал, заложив пальцем страницу. Мастер Бенедикт осторожно положил тряпку на прилавок и неторопливо расправил ее.
– Кого убили? – наконец спросил он.
«Ещё одного аптекаря», – подумал я, и моё сердце заколотилось. Но нет. На сей раз погиб кое-кто другой.
– Преподавателя из Кембриджа, – Стабб втыкал каждое слово в мастера Бенедикта, точно иглу. – Он снял в Ривердейле дом на лето. Его звали Пемброк.
Хью покосился на моего учителя.
– Его нашла прачка, – продолжал Стабб. – Кишки наружу, как и у всех прочих. Ты ведь знал этого человека, верно?
Стабб походил на кота, загнавшего в угол мышь. Казалось, он вот-вот замурлычет.
Мастер Бенедикт вернул ему спокойный взгляд.
– Кристофер.
Я?
– Иди вычисти голубятню, – сказал он.
Ну конечно! С чего бы мне хотеть остаться? Мне, разумеется, плевать на то, что человека, знавшего моего учителя, недавно убили. Но ученику не дозволяется спорить. Так что я просто ушёл, бурча себе под нос.
* * *
Первый этаж нашего дома состоял из двух помещений – оба отведены под бизнес моего учителя. В передней комнате находилась лавка, в задней – мастерская. Именно здесь три года назад я впервые узнал, что значит быть учеником.
