Ищу повод жить (сборник) - страница 26
– Я, Михалыч, таких слов могу наговорить, что любая уши развесит! А уж эта тем более.
В глазах Ани всё потемнело, шум холла внезапно стих, а ноги опутала предательская слабость. Только неимоверным усилием воли Аня заставила себя устоять.
– Привет, дорогая! – слащаво сказал он, заметив Аню, и бодро кинулся навстречу.
Превозмогая себя, она, собрав всю свою боль, возникшую от услышанного ужаса, ударила наглеца по щеке… Не помнила, как оказалась дома. И словно подкошенная, слегла…
Аня занимала комнату в коммунальной квартире. Её соседкой была милая, добродушная Галина Константиновна, дети которой проживали в далёком сибирском городе.
– В трёх сутках езды на поезде… – вздыхая, говорила Галина Константиновна. – Вот как далеко от меня уехали. И не вижу их почти.
Соседку Аня называла ласково: «мама Галя». Они настолько привязались друг к другу что жили по-родственному разделяя свои неудачи и радости. Родителей у Ани не было, и соседка всячески опекала её.
И на этот раз, перепугавшись, она вызвала врача.
Врач недоумевала, пожимая плечами:
– Температура нормальная, давление в норме, а бледность, слабость и отсутствие аппетита из-за того, что мало бываете на свежем воздухе. Так что больничный не дам.
Аня ко всему была безучастна.
– Вы же видите, она встать не может. Ей бы отлежаться, – настойчиво говорила соседка, встревоженная состоянием несчастной девушки.
– Ну хорошо… только на три дня, – вздохнув, согласилась врач.
Чтобы отвлечь девушку от «дурных мыслей», Галина Константиновна начала рассказывать о себе, о своей молодости, о любви, об измене мужа и о том, как простила его и как потом они жили душа в душу, пока он не умер.
Аня слушала и не слушала. Временами плакала навзрыд, услышав созвучное своей боли. И когда эта боль не выдержала остроты, Аню словно прорвало. Она начала говорить… неистово, сбивчиво, срываясь до крика. Словно выкрикивала из себя наболевшее.
– Мама Галя! Давай срочно сделаем генеральную уборку, давай переклеим обои! Ведь он был здесь!
– Хорошо, хорошо! – успокаивала соседка. – Но не думай, что только красивые бывают подлецами. – И шутливо добавила: – А тебе везёт на красивых!
Однажды, взглянув на себя в зеркало, Аня ужаснулась: на неё злобно смотрела стареющая женщина. А ведь Ане на тот момент было всего двадцать четыре года.
– Ой! Кто это такая, противная и омерзительная?!
– Озлобленность любого человека уродует, – заметила мама Галя, – да и жизнь не виновата в том, что тебя обидели. Так что, давай-ка мы с тобой сошьём новое платье! У меня и материальчик подходящий есть.
И они дружно погрузились в процесс творчества.
Шила соседка замечательно. Аня вошла во вкус – начала посещать магазинчик «Мерный лоскут» (были такие в семидесятых годах двадцатого века), искала красивые ткани, изобретала фасоны… и в результате стала довольно заметно выделяться из серой толпы.
Врождённый оптимизм одержал победу над унынием, и Аня снова почувствовала себя счастливой.
– Доброе утро, лохматень! – громко говорила она по утрам своему заспанному непричёсанному отражению в зеркале. А затем корчила смешную рожу и торжественно произносила: – Поздравляю тебя, моя красотень! – и посылала самой себе воздушный поцелуй.
По натуре Аня была непоседой и постоянно чем-то увлекалась. К её прежним увлечениям добавилось ещё одно: она, не имея за плечами никакой художественной школы, начала писать миниатюры, придумав свой стиль, который в шутку называла «чукинский». Друзьям нравилось, и новоиспечённая художница с удовольствием раздаривала свои произведения.