Сбитое дыхание. Моё? И мое тоже.
Я с усилием выпрямляю свинцовые суставы. В ушах шум крови, на губах крови привкус.
– Вы в порядке? – я слышу знакомый голос со стороны ощущения присутствия. – В первый раз всегда так, не волнуйтесь. Главное, чтобы сборка прошла нормально. Без отклонений.
В этом «без отклонений» есть нечто пугающее. Отклониться от себя самого.
Сквозь опухшие веки стремится просочиться новый мир. Новый мир входит в моё сознание обрывками: плоскость стены, едва уловимый звук шипения, оголенная конечность.
Дверь капсулы отворяется, и плоскость стены наваливается непреодолимой тяжестью; я ощущаю неприятное брожение в желудке.
Тугой плащ Мармарис заполняет видимое мне пространство. Мармарис берет меня под руку и выводит из капсулы телепорта.
Непреодолимая тяжесть стены отступает. Я набираю полную грудь воздуха, как вдруг четко осознаю, что новый мир определенно внес качественные коррективы. Моё обоняние теперь не обжигает дух протухшего яйца. Впервые за много десятков лет я узнал воздух на запах. На вкус. Я вновь набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание, чтобы удостоверится, не обманывают ли меня собственные чувства.
– Я теперь совсем не пахну! – неуверенно говорю я.
– Для меня ну вот ничего не изменилось в этом отношении, – Мармарис закрывает дверь капсулы телепорта. – Но так и должно быть. – Поправляет ремень своего тугого плаща. – Познакомьтесь – Такахаши.
Такахаши – это по коленную чашечку купированная нога. Конечность, которую я видел сквозь опухшие веки. Такахаши-культя обнажен: темные волоски на голени закручиваются спиральками, ороговевшие желтые ногти на длинных пальцах, нервно бьет пульс на выступающей возле подъема вене.
– Нужно собираться. Скоро телепортационная приемная исчезнет. Идемте.
Я следую за Такахаши и Мармарис. В свете невидимых ламп мы минуем анфиладу дверных проемов, после чего останавливаемся в небольшой комнате напоминающей операционную. На кафельном столе две бесформенные субстанции, цвет которых настолько неописуемый, что исключает определение цвета как такового.
– Надевайте, – повелительно говорит Мармарис. Она берет одну из субстанций и прикладывает ее к губам.
Субстанция медленно обволакивает рот Мармарис, скрывая половину её лица.
– Это Потполы22, – голос Мармарис звучит без искажений, будто на её лице субстанции нет вовсе. – Местная фауна. Потполы помогут нам дышать, пока мы не доберемся до места. Эти существа – адаптивы, они пропускают через себя здешние газы, на выходе давая привычный нашим легким воздух. Да не бойтесь вы!
Я беру Потполу в руки. Она невесомая, словно взял в охапку гусиные перья. Прикладываю Потополу к губам. Она совершенно гладкая, словно обдуло ветерком.
– Не так уж и плохо, – замечаю я, и чувствую, как Потпола повторяет мою артикуляцию.
– Я же вам говорила. Поспешим.
Такахаши мерными отточенными прыжками ведёт нас тусклыми коридорами. Впервые за время пребывания на Чистом Уэде я понимаю, что это самое время мне недоступно. Недоступно понимание времени и всего в нём происходящего. Внутри меня это ощущается так, как будто сбились внутренние часы. И даже не день поменялся с ночью, а ночь уместилась в наносекунду, в которой день бесконечно начинается.
Мы выходим из последнего коридора на холмистый каменный ландшафт. За низкими белесыми облаками яростно бьет ультрафиолетом новое для меня солнце.
