Искупление страстью - страница 20

В кровати я провалялась до рассвета и заставила себя встать под The Neighbourhood[5] на будильнике телефона. Нельзя унывать. Предстоит новый день, он еще на шаг приблизит меня к высшему образованию и независимости. Воодушевленная, я включила воду в душевой кабине: прохладные капли смыли остатки кошмара. Скоро Луксон станет таким же далеким и неприятным воспоминанием, как первый поход к дантисту.

Я благодарна проклятому городу только за то, что он свел меня с одним человеком: с Патрицией. Вчера мы болтали как в старые добрые времена: вспомнить тот разговор – лучший способ начать день с чего-то приятного.

– Пат, я почувствовала магию.

– Вау, подруга!

Патриция, вероятно, ударила по стене – я вздрогнула от резкого стука и едва не свалилась со стула. Вцепившись в письменный стол, я выругалась.

Но Пат не заметила, она тараторила дальше, и только годы близкой дружбы помогли мне распознать в ее нью-йоркском говоре отдельные слова:

– Я говорила! Астрид, я говорила тебе! Надо всего-то подождать! Он хорош, да? В сравнение не идет с… как его звали? Джонни с заправки?

Я поморщилась, вспомнив первые – и пока единственные – отношения. Тогда мой выбор пал на местного раздолбая. Вне всяких сомнений, Дерек Ричардсон – бог с Олимпа на фоне неудачника Джо.

Я сменила тему, и пару минут Пат слушала, как я устроилась в Берроуз, о современных коттеджах вместо типичных общежитий, о программе занятий, о маленьких классах… И снова спросила:

– Итак, в неотразимости зацепившего тебя парня я убеждена. А что насчет характера? Дай мне слово: он не обижает тебя? Иначе приеду и…

– У меня был оргазм, – перебила я, пока ее не унесло в лес оскорблений и нецензурных слов: можно уехать из Луксона, но Луксон не уедет из тебя.

Пару лет хватило, чтобы Патриция приобрела привычку ругаться через слово. Мы старались себя контролировать, но если эмоции захлестывали… А Пат определенно была сейчас не в стабильном состоянии.

Она воскликнула:

– Твою ж мать! Вы переспали?!

Мои уши загорелись, и я спешно добавила:

– Технически нет. Он… мне приснился. Я проснулась от яркой вспышки, словно тело ударило током. Бедра мокрые, а сердце бешено колотилось. Даже представить не могу, каково это в реальности. С ним. – Уточнить стоило, потому что никто не возбуждал меня настолько. Хотя, опять же, сравнивать не с кем: на моем пути профессор Ричардсон первый мужчина в дорогом костюме и с образованием выше среднего. – Это чувство… – я помолчала. Пат терпеливо ждала. – Оно не идет ни в какое сравнение с самоудовлетворением. Я представила его губы на своих губах, его руки на моем теле. Мы были в библиотеке, чувство опасности все обострило. Черт возьми, что было бы, поспи я еще хотя бы минут десять?

– Ох, подруга! – Патриция по-доброму посмеялась надо мной.

Я могла рассказать Пат о чем угодно. Она выслушивала мою разочарованную тираду о том, как Джо с заправки отвратительно целуется. А однажды я нашла у отчима кассету с порнографией: краснея и теряясь, я спросила у Пат, нормально ли, что я возбудилась, когда посмотрела то мерзкое кино? Пат сказала, что для удовольствия не всегда нужен мужчина, а некоторые порнофильмы сняты как настоящее искусство. Также подруга добавила: некоторые отношения стоят того, чтобы их ждать.

Мы познакомились, когда мне было пятнадцать, а Патриции – шестнадцать. Ее семья приехала к родственникам из-за финансовых трудностей. Пат оказалась гораздо просвещеннее девочек из Луксона, у многих из нас даже не было компьютеров. К тому же она придерживалась позиции, что женское удовольствие должно быть на первом месте или хотя бы не ниже мужского. В нашем захолустье царил патриархат, поэтому женщины были либо домохозяйками, либо прачками. А мужчина, будь он отъявленным негодяем или последним пьяницей, все равно считался добытчиком и главой семьи. Осудить «отсталых горожан во времена эпохи феминизма» легко, но большинство женщин боялись остаться без средств к существованию и с детьми на руках. В Луксоне всего один завод, на котором работали, разумеется, мужчины.