Помимо графа и графини де Пейрак и их сына Кантора, в зале находились барон де Сен-Кастин, акадиец Дефур, капрал и солдаты гарнизона Сен-Жан, капитан французского пиратского корабля с Тортуги и его капеллан. Кроме них, за столом сидели голландец и два его приказчика, английские пуритане.
В этой компании была только одна женщина – Анжелика, и благодаря присутствию дамы и капеллана остальные не нарушали правил хорошего тона и вели себя благопристойно.
Анжелика, твердо решившая, что мужчины не должны пожалеть о ее присутствии, сумела создать атмосферу веселья, в которой каждый блистал и чувствовал себя неповторимым. В результате к таинственным шумам ночи и реки за стенами фактории прибавлялись раскаты искреннего смеха.
Прощаясь, они все были очень веселы и чувствовали себя добрыми друзьями. Оставив голландца на его острове, остальные при свете луны переправились через реку и отправились кто в лагерь, кто на корабль.
– Увидимся завтра, – шепнул Пейраку барон де Сен-Кастин. – Мне надо сообщить вам нечто очень важное. Но сейчас давайте спать. Меня ноги не держат. Всем доброй ночи.
И он исчез в лесу, окруженный группой индейцев, которые, точно призраки, вышли из темноты, чтобы его охранять.
Вокруг лагеря стояли часовые, получившие от Пейрака строгий приказ быть начеку. Из соображений безопасности отряд разместился в двух больших шалашах, чтобы быть вместе. Граф с женой отказались от своего отдельного шатра. Хоуснок притягивал к себе отребье из всех окрестных лесов. Индейцы были повсюду, крещеных среди них отличали золотые крестики и красующиеся среди перьев четки. Несмотря на присутствие голландца и его приказчиков-англичан, здесь была французская Акадия, французская Канада. Вокруг простирались леса, а в американских лесах царили французы.
– Как жаль, что надо уезжать, – вздохнула Анжелика. – Я еще не встречала более очаровательного человека, чем барон де Сен-Кастин. Мне так приятно встречать здесь французов…
– Потому что они за вами ухаживают?
Им не хотелось спать, и они гуляли по берегу Кеннебека. Граф поддерживал жену, которая чуть пошатывалась. Внезапно он остановился и, коснувшись рукой щеки Анжелики, повернул ее лицо к себе. В золотистом свете луны оно было румяным и оживленным, ее глаза мерцали, полные звезд.
Он улыбнулся, нежно и снисходительно.
– Они находят вас прекрасной, любовь моя, – прошептал он. – Они воздают вам должное. Мне нравится видеть их у ваших ног, ведь я не слишком ревнив. Они знают, что вы одной с ними крови, что вы француженка, и гордятся этим. Они той же породы, что и мы. Как бы далеко нас ни загнали, хоть на самый край земли, как несправедливо бы ни разлучали нас с соотечественниками, так будет всегда. Мне тоже нравится встречать здесь моих братьев-французов и читать в их искренних дерзких глазах восхищение, которое внушаете им вы. Это порода безумцев и упрямцев, и мы с вами, любовь моя, тоже принадлежим к ней. И так будет всегда!..
Рядом с ними темнела густая тень развесистой ивы, они сделали шаг и вошли в эту манящую тень, покинув яркий свет луны. Он обнял ее и нежно поцеловал в губы. Их охватило желание, их привычное и все же всегда удивительное желание, горячее, жгучее, всепоглощающее.
Но они не могли задерживаться. Скоро рассветет. К тому же здесь, в лесу, их могут увидеть. И они медленно пошли обратно в лагерь.
Они шли как во сне, окутанные своим желанием, этой тайной, этой приливной волной, которая их оживляла, этой сладкой болью подавленного влечения, которое не хотело их отпускать, и они улыбались друг другу заговорщическими улыбками, полными сожаления.
