Для Анжелики лежащая на ее бедре рука Жоффрея таила в себе тысячу обещаний.
А прикосновение ее ноги приводило графа в восторг, сменяющийся мукой.
Это произойдет позже.
В Голдсборо через несколько дней. Со всей прелестью и остротой наслаждения, которое долго оттягивали. Оставшиеся часы будут тянуться долго, часы, полные предвкушения…
Они снова перекинулись несколькими словами с охраняющими лагерь часовыми.
В шалашах все спали.
Но Анжелика чувствовала себя слишком возбужденной и решила не ложиться. Она села у воды, обхватив руками колени и уткнувшись в них подбородком.
Она любовалась золотой гладью реки.
По воде, мало-помалу рассеиваясь, полосами стелился туман.
Анжелика чувствовала себя счастливой, ее переполняла трепещущая, нетерпеливая жажда жизни. Она наслаждалась не только тем, что им предстоит ночь любви, но и ее предвкушением. Жизнь сама решала, когда им заниматься любовью. Иногда они по многу дней усердно трудились, не думая о наслаждении, а потом один-единственный взгляд, одна нежная интонация внезапно воспламеняли их тела, кружили им головы, и их охватывала жадная потребность остаться наедине.
И тогда она погружалась в пьянящую тьму желания, тонула в том, что она называла про себя «золотой мглой», забывая обо всем, что ее окружало, и даже о самой жизни.
Их любовь тесно переплеталась с их повседневной жизнью, она была подобна то журчанию подземного ручья или неуловимой мелодии, то дыханию бури, она властвовала над всем, вырывая их из окружающего мира, подчиняя своим законам и в то же время освобождая от подчинения законам земным.
Их любовная жизнь вплеталась в череду дней, ночей, месяцев и времен года. Это была тайна, ведомая лишь им двоим, закваска их сияющей радости, горение которой Анжелика всегда в себе ощущала. Это было как сладкое чувство тяжести, затаившееся в ее лоне, как замирание сердца, что-то, наполняющее все ее существо, словно ребенок в утробе матери, словно обитающий в дарохранительнице с облатками Святой Дух. Любовь…
Ей хотелось вернуться в Голдсборо, это их убежище, такое же, как и Вапассу. Там их ждет большой деревянный форт, стоящий на берегу моря, и в этом форте – просторная комната с огромной, покрытой мехами кроватью. Она уже спала там вместе с ним. И снова будет там спать, пока будет неистовствовать буря и волны будут, разбрызгивая пену, биться о скалы и ветер будет выть в согнувшихся деревьях, что растут на мысу. И рядом с их дворцом в непритязательных, но крепких домах гугенотов один за другим будут гаснуть огни.
А утром все будет чистым и сияющим. Острова в заливе заблистают, как драгоценные камни. Она отправится на прогулку по берегу в сопровождении детей, пройдется по новому порту, поест омаров, восхитительных и отдающих морем, а также устриц и других съедобных моллюсков.
А потом откроет сундуки и разложит привезенные на кораблях товары, примерит новые, громко шуршащие платья и драгоценности, перепробует новые прически. В Голдсборо есть большое венецианское зеркало на ножках в бронзовой раме. В нем она увидит свой новый облик – каким же он будет?
Она чувствовала такое спокойствие, такую безмятежность, что не боялась, что новый образ ее разочарует. Она просто стала другой. Она вновь приняла тот облик, о котором тщетно мечтала столько лет, – женщины счастливой и всем довольной.
Разве это не чудо? Менее года назад она, шатаясь, сошла на этот берег, и тогда ее переполнял страх. Исхудалая, бледная, напряженная и обессиленная, она сделала первые нетвердые шаги по розовому пляжу Голдсборо и от слабости едва не упала на колени. Но ее поддержала рука Жоффрея де Пейрака.
