В его словах прозвучал настолько открытый намёк, что судья Девенпорт явственно почувствовал, как стены его собственного кабинета начали смыкаться, чтобы похоронить его в своей тесноте. Похоже, он и правда попал в ловушку, когда согласился на эту проклятую аудиенцию.
— Зачем вам это? Ясно, что без вашего участия девчонку ждёт смерть. Неужели пытаетесь спасти её? Она что, ваша любовница? — пробубнил судья, понимая, что ему всё же придется согласиться и предоставить такую услугу герцогу.
— Делайте своё дело, Девенпорт. Тем более я знаю, что вы и ранее проворачивали нечто подобное. Я плачу вам деньги и хочу увидеть достойный результат, — Джордан хмыкнул, а затем бросил на стол кожаный мешочек с деньгами. — Иначе…
Он поднялся на ноги, даже не удосужившись договорить. Он знал, что судья из кожи вылезет, но сделает всё, чтобы ему угодить. Действительно, иногда полезно знать слабые места своих собеседников.
— И ещё, — Джордан снова посмотрел на судью, а затем достал кольцо из внутреннего кармана своего сюртука. Покрутив кольцо в руке, Джордан бросил его судье, который только чудом сумел поймать маленькую вещицу, пока оно не оказалось на ковре, — Вы знаете, что с этим делать. Скоро я вернусь за ним.
Анна лежала на соломенном тюфяке, с тоской разглядывая трещины на потолке. Она давно выучила каждую щербинку, выемку и впадинку своей камеры, где провела уже несколько месяцев, ожидая решения, которое определит её дальнейшую судьбу.
Острая, но уже очень привычная боль прострелила голову, стоило Анне только подумать о том, что произошло в тот вечер, который разделил её жизнь на до и после. И, как и каждый раз, совсем никаких ясных воспоминаний.
Беспомощность накатила на Анну. Почему, почему же так сильно болела голова? Будь её сознание не таким спутанным, она смогла бы доказать всем и каждому, что никого не убивала. Анна не могла точно сказать, зачем отправилась в ту комнату, в которой произошло это преступление, но точно не для того, чтобы кому-то навредить. На такое она не способна.
Резко перевернувшись на бок, Анна всмотрелась в темноту, пытаясь понять, почему всё так резко изменилось. Совсем недавно, она спокойно жила в деревне, не зная забот светского общества. Теперь же её обвиняли в жестоком убийстве. Неужели она и впрямь сделала это? Могла ли?
Анна уткнулась лицом в ладони, поспешно пряча слезы и заглушая собственные всхлипы. Но, и это не помогло. Даже в темноте, всё, что стояло перед глазами Анны, это нож и её собственные руки, обагрённые чужой кровью.
Безысходность накатила на неё, заставляя всхлипывать все громче. Анна знала, что может плакать сколько угодно. За все эти месяцы она пролила очень много слёз. Никто и никогда не придёт с утешениями для неё. Семья отказалась от неё, предпочитая не принимать на себя тень запятнанной репутации Анны. Ни сестра, ни родители так ни разу и навестили её в тюрьме, передав сообщение о своем решении не иметь с ней никаких личных дел. Она осталась в полном одиночестве, как в этой камере, так и в жизни. Но, скорее всего об этом ей даже не придётся погоревать.
Анна резко выпрямилась и села. Лежать больше не было сил. Поднявшись, Анна прошлась по своей небольшой площадке, разминая ноги. Она не знала, день или ночь сейчас, и если честно, не очень этим интересовалась. Какая разница, какое время суток, если уже завтра ей вынесут приговор, и почему-то Анне казалось, что решение будет не в её пользу.
