Заканчивается эта, и также внезапно начинается другая.
Шаги на лестнице.
Нас буквально отшвыривает друг от друга.
Ты забиваешься в какую-то нишу между шкафами, я же инстинктивно бросаюсь к двери, ключа нет, и на всякий случай я всем телом налегаю на неё и жду.
Изогнутая золотистая ручка на белом крашеном начинает наконец поворачиваться.
– ¡Estoy desnuda!2 – громко, отчётливо и возмущённо произносишь ты.
Я ещё сильнее налегаю на дверь, но она всё равно начинает открываться. Видимо, кто-то, кто сильнее меня, навалился на неё с той стороны.
– ¡Estoy desnuda!! – кричишь в исступлении.
– ¡La lavadora, senora Dina! La lavadora3, – слышится мужской голос.
Громкий, уверенный и даже как будто весёлый. И будто бы даже успокаивающий.
Наверное, кто-то из слуг. Пришёл вынуть бельё из стиральной машины. Так вот, оказывается, что это за шум.
– ¡Estoy desnuda!! ¡No entres!!4 – уже не кричишь, а верещишь ты из своей ниши.
Но дверь всё равно продолжает медленно открываться, из под неё брызжет яркий свет.
Всё происходит очень быстро.
Я бросаю дверь и опрометью несусь в тот тёмный противоположный угол комнаты, туда, в твою нишу, где мы, уже вдвоём, еле умещаемся. Ты суёшь мне какие-то вещи – прикрыться (оказывается, я тоже уже почти нагой) – какие-то маечки, юбочки, что-то тоненькое, я путаюсь в каких-то лямочках, прозрачных оборочках. Надеть на себя такое, тем более быстро, совершенно невозможно. Немыслимо. Сама же ты прижимаешь к себе что-то нежно-салатовое, похожее на балетную пачку. «Так мы в гардеробной», – наконец доходит, осеняет, озаряет меня. Только толку от этого…
Кажется, всё же Он меня видел. А я Его – нет. И мне показалось, что Он усмехнулся. Точно усмехнулся. Он прошёл в помещение, которое я ранее принял за ванную комнату. На самом деле это прачечная-гладильная. Здесь, в Farore, такие комнаты есть во всех уважаемых и «уважающих себя» домах.
Вдруг перед нами, вернее, между Ним и нами, с шипением выросла, выдвинулась из стены ширма, а точнее, какой-то белый, как будто бумажный, матовый экран, как в восточном театре теней. Проехал по рельсам в полу и в потолке, – я только сейчас заметил эти серебристые ленты, – и замер. Стало ещё тише, чем было. Отчётливо слышен сейчас только тот самый звук – невнятный, но непрестанный – не то змеиный шелест, не то осиный зуд… Хоть я и знаю теперь, что это машина стирает.
И без того узкая комната стала ещё уже. Мы оба оказались замкнуты в этом… теперь уже каком-то абсолютно плоском и бумажном, абсолютно вытянутом, абсолютно линейном пространстве…
Бред.
…из которого нет никакого выхода. Кроме, разве что, окна.
Господи, ну почему это происходит именно со мной?
Наверное, слуга или… или я не знаю кто!.. нажал на какую-то хитрую кнопку в стене. «Пожалел» нас. Отгородил ширмой. Как ни странно, я почувствовал некоторое облегчение. Я испытал к этому наглецу, к этому подонку! даже некое подобие благодарности. По крайней мере, сейчас он нас не видит. «Он – знал, а ты, видишь, не знала, – зачем-то подумал я. – Не успела ещё узнать».
Забавно, что Некто Невидимый, мужского пола, предположительно слуга, вдруг оказался хозяином нашего с тобой щекотливого положения. Чуть ли не Господом Богом! И мы сейчас целиком в его власти. Впрочем, в жизни так оно обычно и бывает.
А ты всё дрожишь, сидя на корточках и сжавшись в комок, и всё прижимаешь к себе эту дурацкую балетную пачку салатового цвета, которая так жёстко, так грубо топорщится, но ты не обращаешь на это никакого внимания, тебе столь жутко, что ты уткнулась в неё лицом.
