Наконец я встал и ушёл танцевать с Мариной. Мы с ней вместе еле держались на ногах.
– Кажется, я сейчас умру, – вдруг сказала Марина.
– Ни фига подобного, – возразил я. – Танцуем до упора. Уплочено!
Разъезжались мы уже далеко за полночь. «Загородный» погас и вежливо гнал гостей в ночную тьму и снежную даль.
Дима с Олей уехали в своё Орехово-Борисово, а мы вчетвером – к нам в Люблино. Девушки в машине дремали, а Макс хохотал и требовал шефа остановиться и заняться делом.
– Макс, заткнись! – в конце концов не выдержал я. – Ты пьян. Каким ещё делом?
– Будем охотиться на белых медведей! – Макс смеялся и пытался открыть дверцу. – Они хорошо идут на свист снежной ночью.
– Уйми идиота! – не выдержал шеф. – Или я его выкину.
– Он не идиот. Он просто в азарте. У меня была свадьба, он был тамадой, устал, ему и нам пора баиньки.
– Вот и поехали баиньки. Куда теперь? На Ставропольскую?
Дома мы заняли парами оба спальных места. Мы с Мариной на раскладном диване «Малютка», а Макс с Ларой на старой софе за платяным шкафом. Квартира была однокомнатной. Двум парам разойтись было некуда. Нам предстояла первая брачная ночь (которая, если помните, не была первой), а им – выполнить традиционный послесвадебный ритуал свидетелей.
– Как твоё самочувствие? – спросил я Марину шёпотом в темноте.
– Утром будет ясно, – укладываясь, пролепетала моя молодая жена.
За шкафом что-то происходило. Возня, мур-муры, ритмичные качи вместе со шкафом. Что делать! Недостаток жилплощади. Молодой огонь. Тайны, невинные пороки, традиции.
– Спи, – сказал я Марине, натягивая ей на голову одеяло, чтобы она ничего не слышала.
– Уже сплю, – ответила она еле слышно и добавила: – Сходи утром в овощной за томатным соком или в продуктовый за минералкой, пожалуйста! А то мы все не поднимемся…
Я уже был личным мужем и к коллективу (то есть ко всем) не относился.
3
В апреле 1982 года у нас с Мариной родилась дочка. Мы дали ей имя Софья. Соня. Я был очень рад, юная семнадцатилетняя мама жутко взволнована. Мои родители как бы вновь стали моими и заодно родителями моей жены.
Тестя и тёщу Федяевых я не видел. Они развелись незадолго до нашей свадьбы. Он обменял трёхкомнатную квартиру на однушку в том же Павловском Посаде, а она уехала к родственникам в Минск.
Восьмилетний брат Марины Ярослав жил с Юрием Ивановичем. Сознаюсь, меня они почти не интересовали. Даже у Марины я про них не спрашивал. Горячая молодая кровь действовала на меня как крепкий наркотик.
Конечно, я был не прав. Хотя бы в отношении Марины. Как мужчина, я вырвал её из родного дома и переселил в дом свой. Напоминая постоянно, что он наш.
Думаю, что в душе у неё произошёл переворот, близкий к ядерной катастрофе. Она унесла всех – и родных, и подруг. Тогда я об этом не думал. Это называется эгоизмом. Но в двадцать два года такой очевидности у меня в мозгах не было.
А Марина молчала, как жена индейца Виннету.
Утром я ездил в Мосгоргеотрест, после работы – в театр-студию. Репетировал пять дней в неделю, включая все выходные и праздники.
Марина возилась с малышкой. То есть стала юной добровольной пленницей.
Я никаких изменений в поведении жены не замечал. Потому что сам был занят до чёртиков и о душе или каких-то там сердечных трепыханиях не думал. Рано утром на молочную кухню, потом подработка разносчиком утренних газет, днём и вечером работа топографом и актёром, в промежутках магазины, поздно ночью стирка пелёнок и подгузников плюс пишущая машинка и сочинительство рассказов, повестей и пьес. И песен под гитару. Вроде хобби.
