Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию и обратно: путь длиной в пятьдесят лет - страница 40

О жизни, о философии, о литературе, о политике во время тех застолий – ни слова. Я представлял себе, как неприлично прозвучали бы здесь мои вопросы, да и любая тема из газет, например.

– Ну, и что? – говорил я сам себе. Художник высказывается в своем творчестве. Зачем ему подвергать себя опасности за пределами его, так сказать, профессиональной компетентности? Они это уже проходили, научены, как себя вести в приличном обществе. В конечном счете, художника судит история по его произведениям, так что можно и помолчать. И просто набраться терпения…

Вспоминаю, кто ж сидел за тем длинным столом в разное время? Ну, старшая сестра Клары, бывшая актриса немого кино тетя Маня, практически жившая в доме. Высокий, худой, капризный брат дядя Миша, красный партизан из конницы Буденного, известный в Москве коллекционер марок. Рассказывает театральные новости и подыскивает по ходу разговора рифмы давний друг семьи, не имеющий возраста поэт и актер театра Советской армии, автор текстов к опереттам ТНХ Яков Халецкий. Он влюблен всю жизнь в Клару. По праздникам приходят важный Серафим Туликов, ироничный Оскар Фельцман.

С его сыном Володей, по весне полетим в Сочи. Он сбегал туда от весенней аллергии, а я в сочинский «Спутник» с лекциями. Запомнится это веселое путешествие его остротами, в котором проступали черты одессита. Володя, однако, скоро попадет в отказники и просидит почти 10 лет без концертов, разучивая дома репертуар мировой классики. Потом его примет в Белом Доме президент США, и пианист Владимир Фельцман сделает успешную исполнительскую карьеру. Рафинированный, изысканный и недоступный, он уединится под Нью-Йорком в доме в лесу, где бродят олени. Через сорок лет мы встретимся с ним на его гастролях в Лос-Анджелесе, и он меня не узнает. Потом пришлет коллекцию своих записей с теплой надписью…

Лето, когда родился Андрей, проходило на даче, на Николиной горе. Старый, кренившийся деревянный дом, купленный Тихоном у бывшего министра высшего образования СССР Каюрова, не торопясь, чинил Полин брат, алкаш с золотыми руками. «Крючок» звали его заглаза, таким он был весь скрюченным и невзрачным. Клара свозила на дачу в сторожку тюками, коробками, ящиками старые журналы и газеты. В сыром подвале стояли забытые всеми банки с разными солениями и вареньем. Сад, в котором когда – то были высажены десятки редких пород цветов, кустарников и плодовых деревьев, быстро дичал. Я как-то взялся за подступившую к самому дому бузину. Клара, приехавшая из города с очередным тюком, раз и навсегда поставила на место:

– Не твое, не трожь!

Спорить я не стал. И правда, не мое. Хотя можно было бы и не тыкать носом. Я вообще дачу, лес, грибы и всю эту северную экзотику в гробу видал. Мне б горячий песок да ласковое море до горизонта.

Полюбились лишь три сросшиеся, как сестры, молоденькие березки справа у крыльца. Они будут расти вместе с сыном, которого мы уже ждали. Но, спустя годы и годы, вступив во владение дедовским наследством, взрослый уже Андрей их спилит, не ведая, что творит. Почему-то станет особенно больно от того, что он даже никого не спросит. Я увижу осиротевшее, голое крыльцо, и семья окончательно уйдет-уплывет куда-то за голубой горизонт, чтобы уже никогда не вернуться. Это случится позже, почти тридцать лет спустя. А пока…

Округлившаяся Наташа пишет с балкона пейзажи вплотную подступающих к даче теплых, рыжих в лучах солнца высоченных сосен. Ходим на речку, песчаный пятачок у подножья Николиной горы, там роятся мелкие и средние дети известных родителей. За нашим забором – дача Ботвинника, чемпиона мира по шахматам, дальше имение Михалковых, где на обширной территории за высоким забором плодились дачки многочисленного семейства, за поворотом – дача гостеприимной пары знаменитых песенников Пахмутовой и Добронравова, на задах – комсомольская дача, где Павлов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ, ходил по двору и стрелял от нечего делать из ружья галок. Правда, почти через полвека его дочь, нашедшая меня на фейсбуке объяснит, что это папа учил ее стрелять. По бутылкам.