Читать онлайн Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию и обратно: путь длиной в пятьдесят лет
© Игорь Евгеньевич Кокарев, 2019
ISBN 978-5-4485-3664-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Игорь Кокарев – одессит. Одесса – это не место проживания, а образ мышления.
Ростропович-Коган-Плисецкая-Спиваков… подобный круг повседневного и будничного общения не нуждается в расшифровках и поименных сносках.
Игорь Кокарев не был диссидентом в ранней юности. Но интеллигент и шестидесятник – если и не абсолютные синонимы, то все же, наверное, достаточно связанные между собой понятия.
Можно – и он тому живое подтверждение! – общаться с владельцами высоких кабинетов, но остаться при этом Человеком. Для меня и многих моих коллег и друзей он – Гуру. Гуру в киноведении и Гуру в кинобизнесе.
А книга жизни Игоря Евгеньевича оказалась (уж да простят мне ревнители аскетизма в оценках) и впрямь сродни эренбурговским хроникам «Люди. Годы. Жизнь». Автобиография Кокарева стала голографическим сколом Времени. Именно Времени, а не просто эпохи: тут сплелись сразу несколько эпох, и потому успешного ВГИКовца, чьими однокашниками по прошлым годам были моряки, заносило то в ЦК КПСС, то в арбатовский Институт США и Канады, то еще куда… и доходило даже до нашлепывания картинок на футболки: это ведь тоже бизнес, как-никак, и куда ж денешься!
Для кого-то за океаном «загадочная русская душа» – это бородатый сибирский алкаш с медведем на веревке. Для кого-то – бесшабашный путиноидальный отморозок-«крымнашевец».
К счастью, остается истинная культура. Культура Пушкина и Толстого. Культура Чайковского и Шаляпина. И культура тех, для кого духовность только что названных титанов стала непременной составляющей впитанного с младенчества материнского молока. Кокарев – из их числа.
Евгений Женин, Одесса, журналист, кинокритик, телеведущий
Эта книга в общественной своей части очень важна для понимания свинской сущности постсоветской и, следовательно, нынешней власти (и пусть свиньи на меня не обижаются).
Власть продолжает оставаться глухой – пока не чует явного для себя кошта и административно-политических преимуществ, манипулятивной – в части выставления общественников в качестве своего знамени, без реального их участия в вопросах управления сферой общественного развития, паразитической – постоянно пользующейся добровольческими и экспертными ресурсами III сектора и злоупотребляющей ими, высокомерной – считающей общественность каким-то любительским приложением к её великим управленческим качествам.
Ну и, конечно, жуликоватой, регулярно подгребающей поближе к себе общественные и бюджетные ресурсы – вне зависимости от того, даёт ли это какой-то социальный эффект или же только греет близкородственные и дружеские карманы..
До тех пор, пока это будет оставаться, взаимодействие с этой властью будет приводить к новым разочарованиям. И в этом смысле «Исповедь…» – очень важный пример описания точечного (в личном и организационном плане) опыта со столичной привластной камарильей. Каждому, берущемуся за взаимодействие с органами российской власти, наверное – любого уровня, важно иметь ввиду этот опыт. И она была важна для меня, в этот момент жизни, для переосмысления и своих собственных попыток и их результатов.
Нодар Хананшвили, к.ю.н.
Вице-президент фонда
«Нет наркомании и алкоголизму», Член Общественного совета г. Москвы
Первый раз я держал в руках книгу Игоря Кокарева о соседских сообществах где-то в первой половине двухтысячных. На ее основе у меня сложился образ человека, который занимается всю жизнь местным самоуправлением. Поэтому испытал настоящий шок, читая «Исповедь…», потому что редко кому выпадает судьба поработать в столь разных сферах и постоянно (!) с выдающимися удивительными людьми.
Подкупает «летящая» легкость слога «Исповеди…», которая, надеюсь, не исчезнет при переводе на другие языки.
Рекомендую всем к прочтению, потому что хотя и пунктиром, но очень емко, в этих «тире» и умолчаниях между ними, показана жизнь как в СССР периода застоя, так и в перестроечный период, «лихие», но живые 90-е, и уныло стабильные двухтысячные.
Павел Меньшуткин,
Экс-глава Пинежского района Архангельской области,
советник министра сельского хозяйства Архангельской области
Предисловие
Кто такие эти мерзкие «иностранные агенты» Путина? Вот, например, я. Расскажу, откуда они берутся. У каждого свой путь. Мой – от бескомпромиссного homo soveticus, большевика Павки Корчагина из обязательного для чтения романа Островского «Как закалялась сталь» до политкорректного диссидента безвременья загнивающего социализма, дожившего до его распада и познавшего краткое счастье социального творчества на постсоветском пространстве, быстро заболоченном гниющими остатками имперского сознания. Эйфория перестройки родила иллюзию, что путь к свободе и демократии будет легким. Но реформы завязли по уши в неосушенном болоте прошлого.
Не гоже завершать путь с клеймом «иностранного агента» и «пятой колонны» в стране, которой была отдана сознательная и довольно активная жизнь. Шкуру-то я спас, став эмигрантом из путинской России, а вот душу… Душу еще надо отвоевать у времени, пошедшем вспять.
В голодном послевоенном детстве мы были счастливы щенячьей радостью одесских мальчишек, у которых весь мир в книгах и в дальних рейсах на белоснежных лайнерах. О, это легкое Черное море, зеленоватое у заросших мидиями осколков скал! Совсем иначе и пахнет и смотрится тяжелый пояс океана, охвативший землю от берегов солнечной Санта Моники до Желтого моря и Владивостока, где укрывала нас с сестрой мать в лихую годину той страшной войны.
В хрущевскую оттепель мы жили уже иначе, чем наши насмерть запуганные родители. Шестидесятники – нам имя. Оттаивали, оживали, прозревали, но все еще очаровывались революцией. Оттепель быстро затерли брежневско-андроповскими тяни-толкай. Подгнившая идеология вела к раздвоению сознания и к утрате смысла жизни. Шестидесятники ушли в диссиденты и им сочувствующие. Сочувствующие лишь ворчали на кухнях, жили по минимуму, стараясь не лгать, не выслуживаться, не стучать, ждать перемен.
И дождались! Пришла свобода, и с ней раскрылась скользкая суть советского гомункулуса, выброшенного на волю. Что с нами сделали большевики? Из какого мы теста? Лопнул железный пояс «дружбы народов», началась жизнь без правил. И без совести. Откуда она у совка, отученного от «абстрактного гуманизма»? Частная собственность? Приватизация? На запах денег пошли бандерлоги. И стали грабить бесхозную страны хуже оккупантов. И в политике, и в бизнесе те же цели.
Мне повезло, я увернулся. Потому что… потому что… А почему? Почему простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться какому-то гражданскому обществу, которого не было ни в школьных учебниках, ни в программах партии? Об этом книга. Она о том, как жилось при социализме тем, кто пытался думать и верить, кто боролся и искал, находил и не сдавался. Это история о том, как в постсоветской России за справедливую и свободную жизнь боролись те, кому почему-то интересы Родины оказались важней наживы, соблазна яхт, замков и самолетов, кто нашел свое место как раз в том самом гражданском обществе и в социальной сфере, где имели смысл навое право, личное достоинство, взаимная ответственность, где рождалось подлинное общественное самоуправление.
Это печальная история и о том, как после пролетевшего, как полет в Космосе десятилетия эйфории и легких побед, мы, сеятели разумного-доброго-вечного вдруг превратились из царевны в лягушку – в подлых «иностранных агентов», в «пятую колонну».
Что же случилось, что произошло с моей страной, спятившей с ума? Мое презрение к власти и к ее политической прислуге дошло до тошноты. Я и не заметил, как вдруг гражданская жизнь стала невозможной. А частная… Частному лицу лучше жить там, где не противно. И где можно дышать.
Что такое совесть и откуда она берется, не знаю. Знаю только, с ней шутить нельзя. Можно потерять не только покой, самого себя. Легко переживаются неудачи, даже чью-то ненависть стерпишь, когда твердо знаешь: жил и действовал по совести. По совести подставляли мы плечо под российскую демократию. Мы были там, внизу, где под слоем пепла тлела похороненная большевиками и затоптанная их наследниками русская демократия – русское чеховское земство.
Нас было ничтожно мало для такой огромной страны – тех, кому пришлось взять на себя миссию, не выполненную новой властью. Миссию социального аниматора замордованного общественного сознания, у которого частный интерес задавлен интересом государственным, да еще и гипертрофированным личной властью. Не отрицая государства, мы добивались его десакрализации, продвигая на историческую сцену нового для России посредника между населением и властью – гражданское общество как организованную силу.
И сегодня, оставшись в меньшинстве, мы остаемся верны правам человека, верховенству закона, разделению властей, национальному государству и демократии места. В них будущее России.
Моя благодарность Агентству международного развития США, фонду Форда, фонду Евразии и фонду Ч. С. Мотта. Они помогали делать то, что я считал нужным для своей родины. Много добрых слов хочется сказать моим коллегам и соратникам, всем хорошим людям, с которыми прожита лучшая часть жизни – незавершенное обновление России. Спасибо вам.
Часть I.
До Перестройки… За социализм с человеческим лицом…
Глава 1
Одесса на пороге 60-х: дети хрущевской оттепели
Да, город этот мечен нами,
И запах держит старый двор…
И только крепнет он с годами
И тянет нас на разговор…
Что я оставлю детям? Не деньги, их у меня никогда и не было. Откуда деньги у советского человека? Жизненный опыт, если удастся осмыслить и передать, он важнее. Потому что наступают времена, когда деньгами не прикроешься. А гены… Что знаю я о генах своего рода? Ничего. Я об истории своего народа мало чего знаю. Пусть хоть дети узнают. Постараюсь помочь им…
Так случилось, я родился в Одессе. Это много значит для тех, кто понимает. Но еще важнее, я родился ВСЕГО ЧЕРЕЗ ГОД после того, как закончились кровавые тридцатые. Подумать только, мне повезло выскользнуть из жутких лап коллективизации, из молотилки Большого террора, из мясорубки страшной войны. Счастливчик…
Вот здесь, рядом со школой Столярского, что у Сабанеева моста, и баней, откуда был известный только нам, пацанам, подземный ход в катакомбы с костями не то людей, не то коров. Для счастья достаточно было знать, что нас ждет светлое будущее, которому надо посвятить жизнь. Детство в стране только что победившей фашизм – это кусок хлеба и стакан чая перед школой. Ни холодильников, ни телевизоров, ни телефонов у нас не было. Был горд, что родился в СССР, а не в загнивающей Америке, где негров вешают. «Два мира – два детства», может, кто помнит такой плакат?
Отец, фрагмент быта в предвоенные годы
У одесских мальчишек было море – чистое, зеленоватое у заросших мидиями осколков скал. Море и книги. Аккуратным почерком записывал каждую прочитанную, вот она, полуистлевшая тетрадка, которой 70 лет. В ней сотни книг, целая библиотека, огромный мир, в который предстояло войти и сделать его справедливым, красивым и счастливым. Если советской власти удалось вывести породу советского человека, то это я.
Ранним летним утром добегали пацаны до Ланжерона, влетали в прохладную плотную воду и легко проплывали всю дикую, заросшую степным, пахучим ковылём Отраду, выбрасывались на горячий уже песок в Аркадии и спали под палящим солнцем, черные, как сухие коряги, до обеда. Просыпались, чтобы с наслаждением проглотить за двадцать копеек четыре пирожка с потрохами, выпить на пятак газировки. И обратно морем. Но, уже не торопясь, выходя к рыбакам в Отраде похлебать из солдатского котелка юшки.
Похожие книги
