Исповедь изумленного палача - страница 6

Затем последовало неожиданное упоминание Льва Красного, имя которого было спусковым крючком для потока воспоминаний. Из успешного и самодовольного профессионала я мгновенно превратился в юнца с кастетом, стоящего на коленях перед только что забитым им насмерть бандитом.

Нам с Грохотом было понятно: имя Красного потянет за собой и все, что с ним связано. Без ненужных сопроводительных слов наступила кристальная ясность. Генерал увидел во мне понимание – о моей жизни известно не просто все, что было, но и все, что будет и должно случиться. Это понимание непостижимым образом принесло мне успокоение, важнейшей частью которого стало ощущение доверия к в общем-то малознакомому Артему Ивановичу.

По прошествии изрядного времени и череды событий я оценивал эту беседу с Грохотом как начало существования в микровселенной, вход в которую известен только нам двоим. А если есть собственная вселенная, значит, есть и понятный только внутри нее язык, где не сказанное так же важно, как сказанное.

Я еще не знал о магическом умении Грохота возводить Хрустальный дворец для тех, кого надо уберечь и защитить. А между делом использовать этот дворец и для собственной защиты. И уж, конечно, я не мог догадываться о том, что попаду в узкий круг обитателей этого дворца. Но доверие, однажды установившись, уже не исчезало.

А дальше общение стало непонятным образом приобретать многомерность. На поверхности были слова, за каждым из которых тянулась мощная корневая причинно-следственная система, понятная только двум собеседникам.

В мои служебные обязанности входили полевые посещения объектов по всему югу Африки. Это была профессионально интересная и светски приятная жизнь, доставлявшая изрядное удовольствие.

Поездки по всей Южной Сан-Верде, часто в одиночестве, на мощном джипе, иногда по удаленным, никем не заселенным территориям. Встречи с одинаково дружелюбными белыми и черными, общение с которыми придавало ощущение полноты самореализации. Я видел себя со стороны замечательным персонажем: приветливым, харизматичным, привлекательным, то есть – неотразимым. И каждое новое знакомство добавляло в этом уверенности.

По возвращении из поездок я с удовольствием делился впечатлениями с Артемом Ивановичем, встречая подкупающее внимание и живой интерес. Во время очередного такого разговора до меня дошло: ведь этот внимательный, задушевный человек – единственный слушатель, которому хочется все рассказать и всем поделиться.

Такой вывод, как ни печально, добавил энергии в создание моего собственного Хрустального дворца, в который я стал медленно, но верно переселять любимую Катю. Реальные обстоятельства моей жизни все чаще становились предметом некоего от нее сокрытия по самым разным причинам, а потому в салоне моего личного Хрустального дворца, в котором проживала Катя, циркулировали всевозможные фантастические истории про мою жизнь, удовлетворяющие Катино понимание моих жизненных запросов и проблем.

Дружба с Артемом Ивановичем крепчала в первую очередь благодаря моим откровениям – все более детальным и продуманным. Я все лучше понимал, что может быть ему полезным, а суждения и рекомендации старшего друга неизменно оказывались полезными мне.

Общались мы с генералом не только с глазу на глаз, но и на посольской вилле или во время коллективного культпохода на мюзикл или оперный спектакль. На мероприятиях такого рода со мной знакомились разные персонажи, в основном по рекомендации и под неусыпным контролем Артема Ивановича. Иногда случайные общения перерастали в семейные знакомства с обсуждением самых разных проблем, которые потом становились предметом моих разговоров с Грохотом. Иногда проскакивала поразительная для неподготовленного меня информация, например, о доносах посольских друг на друга с призывами выслать предмет недовольства на родину, о признаках продажности видной посольской или околопосольской фигуры, о связи некоторых деятелей русской эмиграции с вражескими западными разведками и пр., и пр.