Исповедь изумленного палача - страница 4

Как и его сын часом раньше, отец явно поразился мертвенной бледности моего лица.

Какое-то время мы обходились без слов. Подполковник усадил меня на стул, положив огромные руки мне на плечи, и уставился немигающими глазами-молниями.

Первым не выдержал я и, опустив глаза в пол, почти беззвучно произнес:

– Я убил человека.

Опять звенящая тишина, пододвинутый и выпитый залпом стакан воды.

– Это была самозащита, – вылетела заготовленная мною фраза.

Опять пауза. Я дожаривался, как ягненок на вертеле. А когда дожарился, выложил все с мельчайшими деталями. Драка, засада, погоня, расправа. В общем, все, кроме ключевого слова, которое тихо произнес Красный:

– Про кастет забыл.

Я встретился глазами с полковником, обозначив согласие. Потом вперился в пол и замолчал, плохо понимая смысл происходящего.

А происходило следующее. Красный вернулся за огромный письменный стол и сделал несколько телефонных звонков. Причем ухитрялся говорить так тихо и невнятно, что ни одного слова различить было нельзя, хотя сидел я совсем близко. Во время разговора зазвонил другой аппарат. Внимание полковника было абсолютным. Я перестал узнавать Красного в этом чужом, крайне сосредоточенном великане, ничуть не напоминавшем улыбчивого и приветливого отца моего друга.

Переговоры и звонки продолжались вечность. До тех пор, пока в кабинет без стука не вошел полноватый блондин с холодными глазами, пригвоздившими меня к стулу. Блондин начал еле слышно переговариваться с Красным. Потом, вероятно, придя к решению, оба уставились на меня.

Наступило время кратких инструкций. Из уст Красного они звучали как приказ, не предполагающий ни уточнений, ни тем более возражений.

После этой встречи у меня остался номер телефона. Обязательство связываться и встречаться раз в неделю с человеком по имени Владимир Александрович, говорить с ним обо всем на свете, в том числе о событиях, связанных с ночной расправой. Я и говорил – обо всем, даже о моем тайном даре. А Владимир Александрович, разумеется, это все заносил в папочку и докладывал кому следует.

Эти встречи и редкие свидания с Красным превратились в жизненный фон. Такой же обыденный, как школа, девочки и секция самбо.

В результате события кошмарной ночи перестали иметь ко мне прямое отношение: вроде было, но не со мной, а если и со мной, то где-то в параллельном мире. Позже стала известна милицейская квалификация смерти рыжего: висяк. А к моменту окончания школы и поступления в МГУ я вполне пришел в себя и научился со всем этим существовать.

Моя дальнейшая жизнь сложилась совершенно удивительным образом.

Страшная ночь присутствовала всегда: либо в виде воспоминаний, обрывочных и неясных, либо как незаметный фон при восприятии людей и событий. Кроме этой ночи, вспоминать пережитое было занятием скорее приятным. К сорока годам беззаботно и весело были пройдены все стандартные этапы: детство, английская спецшкола, университет, аспирантура, защита диссертации и работа в ведущем геологическом институте Академии наук. Не говоря уже о счастливом браке с гуманитарной, сказочно красивой девушкой Катей арбатского происхождения из профессорской семьи.

На этом стандартная часть моей жизни заканчивалась. А нестандартная началась незаметно: с задания дирекции моего Института сопровождать белого профессора из Южной Сан-Верде в длительной поездке по СССР для перевода его лекций. Поездка породила неформально теплые отношения между гостем и сопровождающим. И вскоре меня пригласили читать лекции в университете столицы Южной Сан-Верде Витсбурге и других городах.