Исповедь мадам прорабши - страница 4
Лесничего, когда были пацанами и пацанками, мы очень любили. У него был здоровенный пес палевого цвета, если сидит на задних лапах, то вся его голова выше обеденного стола. Детей у лесничего не было, и он всегда нам был рад. Ворота во двор «сроду» не закрывались, впрочем, как у всех, если куда уходят, вставляют в проушину щепку, чтобы не мотало полотно воротины на случай ветра, и что никого нет дома. Так этот пес отлично выполнял такую длинную команду: «Поухаживай и пригласи к столу!» Пес быстро подходил к нам (это касалось любого гостя), рьяно снимал головной убор, если таковой был, ложил на лавку, специально поставленную, поворачивал голову в сторону хозяина, тот кивал головой ему, после этого пес ложился вдоль лавки передними лапами в сторону хозяина. Если гость или гости не проходили к столу, то пес поднимался и усаживался на задние лапы у входной двери сзади гостя или гостей; если места было мало для того чтобы сесть, то он своим туловищем отодвигал гостей; если и в этом случае гость или гости не проходили к столу, то хозяин объяснял: «Придется проходить, он просто не выпустит, и я ничего не смогу сделать». Когда гости проходили к столу, пес ложился возле хозяина. По команде «Проводи!» пес садился на задние лапы. Если гость или гости по какой-то причине задерживались с уходом, то он грозно взлаивал три раза: всем было понятно, что надо уходить, а так пес был добрым, с ним можно было валяться, обниматься, это было так умильно и забавно, что к этому лесничему мы бегали «надо и не надо». Когда же он ехал на лошади, то этот «милый пес» никого не подпускал ближе двух метров, даже нас. Если кто-то нечаянно приближался, он начинал рычать, оскалив зубы. После зимы, перед линькой, мы чесали его; с него было столько шерсти, что хватало на две пары охотничьих носков.
В первый же выходной день после зимних школьных каникул отец с лесничим выехали в лес, чтобы определиться на месте: сколько надо заготовить леса и дров, и пометить размер делянки. Оказалось, что кроме дров, леса должно хватить на «времянку», дом, баню и стайку для коровы. С этого времени я лишилась всех выходных дней до марта месяца. Обычно в марте, до прихода весны, вывозилось все, что было заготовлено в лесу «по зимнику» (лесная зимняя дорога). Пригласить мужиков на помощь не было проблемы, так как «зелья» было полно, только было бы чем закусить. Мы с матерью вырубали кусты, обрубали сучья у сваленных берез, пилили на метровые чурки двуручной пилой (один погонный метр был равен длине самой пилы между ручками). Волоком «удавкой» стаскивали готовые чурки в кучу на дрова, укладывали в штабель для будущего подсчета лесничим в кубах.
У елки, сосны и лиственницы сучки обрубали мужики, их сортировали, толстые откладывали на дрова или для временных стоек, мелкие сучки складывали отдельно для костра (сжигать сучки разрешалось только зимой), так что все сучки пришлось таскать нам с матерью в кучу, чтобы потом сжечь.
Когда были пацанами и пацанками, отец с ремнем нам втолковывал уроки «экологии» (такого слова «слыхом не слыхивали»): «Пока вас жареный петух в зад не клюнул, запомните, летом в лесу костры разводить нельзя!» Правда, мы их и не разводили. Устраивали прощальные костры в пионерском лагере и когда ходили в походы с учителями.