Обычный вопрос, но отчего-то я испытал напряжение всем телом. Часто ли он спрашивал о ней? Не припомню.
– Справляется, как и все мы.
Он прищурился, затем отвел взгляд и зашагал по комнате, начав свои объяснения:
– Мы с ней не близки, сам понимаешь. Кристина никогда не питала ко мне теплых чувств.
– Вы бы хоть раз сами проявили к ней внимание, – выпалил я.
Как он может винить только ее? Свою сестру знаю, как никто другой. Если бы он дарил ей свое время и внимание, она бы ответила в сто раз больше.
– Я пытался, – ответил он. – Отказывается. Упрямится. Серьезно, не понимаю, в кого она такая.
Отец засмеялся собственной шутке. Какой смысл, что-либо ему доказывать?
– Послушай, Кайл, – он подошел ближе и положил руку мне на плечо. – Если заметишь, что-то странное в ее поведении… сразу скажи мне. Поверь, если узнаю первым я, будет проще скрыть это от общественности. Но если что-нибудь всплывет из других источников, то и я помочь ей не смогу.
Я медленно кивнул, поверив в его искренность. Меня охватил ужас, потому что отец тоже догадывается. Если Кристина общалась с отбросами, ее ждет суд и приговор к казни.
У меня нет доказательств, а подозрениями подорву ее доверие ко мне насовсем.
«Сомневается она, сомневаешься ты», – сказала мне мама.
Лучше сначала сам поговорю с сестрой.
Одна ситуация все не выходит из головы.
Что произошло с мамой за считаные дни, когда она уже шла на поправку?
Я рисковала узнать о собственном отце ужасное, если начну в этом копаться. Но те олухи из отбросов так уверенно об этом говорили:
«– Истенцы даже подумать побоятся об этом. Тем более Кано умеет вводить их в заблуждение.
– Они любили королеву Алиану. Скорее всего, будут добиваться расследования этого дела.
– Что было в тех бумагах, не знаешь?
– Королева Алиана пыталась отправить их юристу. Сейчас ее нет. Значит, это несло угрозу правлению Кано.
– Мария восстановит эти бумаги? Она даст им ход?
– Это займет около года. Через кого она сделает известным их содержание, очевидно, сюрприз…»
Их голоса стихли, а я оцепенело просидела до глубокой ночи, утирая слезы. Они называли маму по имени и в прошедшем времени. Осознание, что ее нет, впервые с такой силой навалилось на меня. Что, если отец виноват? Я уничтожу его или тех отбросов, что посмели предположить такое.
⁕⁕⁕
Я стою перед дверью маминой комнаты. Уже вечер. Вернувшись с последней вылазки, проспала целый день. Сон – хороший способ сбежать от реальности.
Повернув ручку, сделала глубокий вдох. Первый раз войти в комнату, где я больше ее не увижу. Прикоснуться к вещам, которых касалась она. Ощутить ее присутствие, еще не выветренное открытым сквозняком, пыльными поверхностями и одеждой, которую она надевала совсем недавно и не успела отдать в стирку. Представить, что мама сейчас зайдет.
Голова закружилась от обилия свежего воздуха и чистящих средств. Я забежала и опустилась на мамин диван. Тут все сменили на новое. С чего я взяла, что здесь все останется как есть?
Словно мамы и не было.
Я провела рукой по ткани дивана. Пальцы соскользнули в щель между матрасом и подлокотником, нащупав что-то гладкое.
Может, мамины духи или помада? – подумала я с надеждой, что хоть что-то осталось. На туалетном столике ведь пусто.
С трепетом сжимаю эту вещь и открываю глаза. Мамино лекарство. Сжала зубы от досады, что это напоминание не о маме, а о причине ее ухода. Оно должно было помочь. Нам говорили, что шансы высокие. Я подняла глаза в поисках места, куда запустить этот флакон. Вновь посмотрев на него, представила, как разобьется стекло. Жидкость медленно переливается после того, как я прокрутила емкость пальцами.
