– Извини, я задумался над твоими словами про насилие. Можешь повторить?
– Я сказала, что обязательно выберусь за границу. О чём ты думал?
– О том, что если бы ты вышла за границу, то обязательно встретила бы трёхглазых псов, а сама была бы одета как воинствующая амазонка – только в скафандре.
– О-о-о нет. Кстати, мой отец любил такого рода фантазии. И, кстати, Алан тоже.
После поступка Алана я влюбился в Урсулу: для меня как будто открылись неведомые до сих пор шлюзы. Впоследствии, анализируя свою первую влюблённость, я понял, что именно этот диалог влюбил меня в неё. Столько тепла не может уместиться в сложном фетише или ярком самолюбии. Тепло любит простоту, незнание и наивность. Тепло не любит впечатлений, и лёгкий ветер любви, заставляющий поклоняться человеческому, чувствуется в мгновенье, когда меньше всего хочется менять себя и реальность вокруг – в моменты принятия. Или любовь проникает в душу и заставляет принять, или принятие позволяет любви войти – в любом случае это лёгкое чувство влюблённости присутствует с нами постоянно и отражается в окружающих объектах не яркими впечатлениями, но смыслом самих этих вещей. Такой диалог может перенести тебя в твою детскую комнату, где впервые в жизни ты не мог заснуть, потому что тобой завладела мысль об отличии женского тела от твоего собственного и о существовании большого количества разных типов женщин, в которых скрыто совершенно непонятное для тебя желание. И чтобы постичь этот непонятный феномен, ты, что удивительно, не начинаешь изучать его, а начинаешь думать о многообразии Вселенной и думаешь, как ты в этом мире можешь стать целым миром, познать его тайны. И наши желания не взрослеют вместе с нами, но всегда остаются в своей загадочной неопределённости, и потому в погоне за её мыслью я понимал, что область человеческого общения является гораздо более тёмным пространством, чем ночной лес, и ориентироваться нам помогает всего лишь опыт пребывания в этой среде, которая не имеет гравитации, а пространство в ней постоянно искажается, путая привычное восприятие уже изученного нами региона чужой души, и в поисках стабильных ориентиров мы сами становимся более стабильными и чуткими, замечая в чужих вопросах и суждениях их живое значение. Слёзы на лице Урсулы уже высохли, и оно приобрело увлечённое выражение. Впоследствии я задумался над своей фантазией относительно Урсулы. Если разложить всё по полочкам, то станет ясно, что фантазия об Урсуле-амазонке максимально далека от Урсулы фактической, но при этом описывает её гораздо лучше. Как будто в этой фантазии можно узнать именно Урсулу, именно её тип личности. И наоборот, давайте попробуем так:
«Урсула – женщина. Рост – 1 метр и 70 сантиметров. Любит мандарины. Эта женщина имеет уравновешенный характер. Весьма образованна, успешно закончила обучение в университете».
Мне всегда казалось, что я хорошо знаю Урсулу, но сейчас я явно воспринимал нового человека и понимал, что всё это время я знал Урсулу Алана, и она, следуя женской природе, не затмевала его оригинальности, в которой он был для всех Аланом-скалой. Именно из этого вещества состоит Урсула фактическая для меня, но Урсула-амазонка совсем другого состава – именно того, который принадлежит Урсуле настоящей, которую я вижу сейчас, с полным жизнью и целеустремлённости виском. Вероятно, моя фантазия об Урсуле – лишь моя фантазия, но что в ней такого важного, что помогает мне обрести в восприятии более вещественную Урсулу и открыть для себя её мироощущение?
