Кровавый след тянулся в ближайшую комнату, Гарик пошел по нему, готовясь к тому, что увидит тело… Но тела не было, только новая кровь. На кухне ее осталось куда больше, чем в прихожей, здесь же сохранились элементы других выделений, волосы и даже осколки костей…
– Меня сейчас вырвет, – тихо произнес участковый, державшийся у Гарика за спиной.
– Не здесь. Тут уже кто-то таким развлекался, и не нужно, чтобы их следы смешались с твоими.
Особо зловещая лужа скопилась под деревянным стулом, приставленным к столу. На столе лежала газета, выпущенная неделю назад и сохранившаяся лишь частично. Гарик не сразу понял, что именно с ней произошло, а когда наконец разобрался, почувствовал, как мороз идет по коже – даже после всего, что он уже увидел.
А вот участковый не понял ничего, он с удивлением посмотрел на неровные страницы:
– Они что… газеты тут рвали? Зачем?
– Не рвали, – коротко отозвался Гарик. Здесь и сейчас шутить не хотелось даже ему. – Ели.
– Что? Кому понадобилось есть газету? Да еще и на кухне!
– Тому, кто не в состоянии понять, что на кухне можно найти другую еду.
Гарик уже начал догадываться, что это значит, и вскоре получил подтверждение: из прихожей донесся странный шорох, их голоса наконец привлекли внимание. Участковый, стоявший ближе к двери, выглянул первым, вскрикнул, потянулся к оружию, но профайлер быстро перехватил его руку.
– Не смей, она жертва.
Участковый ответил ему ошалелым взглядом, он, похоже, еще не поверил до конца, что к ним ползет человек. Да и Надежда Геннадьевна на себя прежнюю пока не тянула: пожилая женщина очень сильно похудела, она напоминала скелет, который обтянули нездоровой серой кожей, покрытой кровью и нечистотами, она ослабла настолько, что больше не могла подняться на ноги. Скорее всего, до этого она спала или была без сознания, а теперь вот двинулась на голос. При этом ее взгляд оставался мутным, лишенным малейшего понимания, кто она такая и где находится. Рот пожилой женщины бессмысленно открывался и закрывался, заговорить она не пыталась, да и вряд ли могла.
Участковый наконец справился с шоком и все-таки реабилитировал себя в глазах Гарика: он схватил с ближайшей вешалки ветровку и поспешил накрыть женщину, ее собственный халат пропитался грязью и порвался. Где-то совсем близко слышался шум машин – судя по количеству, вызванных участковым, на этой тихой улочке такого трафика просто так быть не могло. Гарику оставалось лишь надеяться, что и «скорую» тоже прислали, чудо уже то, что Надежда Геннадьевна протянула так долго…
– Что он с ней сделал? – спросил участковый, с ужасом разглядывая изможденную женщину. – Ну, устал ты смотреть за бабкой, так сдай в дом престарелых, зачем же так издеваться!
– Похвальная попытка сыграть в благородство, только ее сын тут ни при чем, – мрачно отозвался Гарик, изучая прихожую.
– Да он же ее избил!
– Это не ее кровь.
– Вот раны! Чего это не ее?
– Во-первых, у нее не раны, а так, порезы и мелкие ссадины, из них столько не натечет. Во-вторых, череп ее видишь? А ты видишь, волос у нее немного.
– Ну, вижу, – еще больше смутился участковый. – И что?
– То, что ты его видишь, подтверждает, что он целый. А теперь глянь на это светлое пятнышко среди крови, – Гарик указал на одно из пятен, засохших на потолке. – Это чертовски похоже на кусочек головного мозга, так что рискну предположить: с Виталием Чарушиным нам поговорить уже не удастся.
