Истоки Второй мировой войны - страница 12

С начала Второй мировой войны прошло уже больше двадцати лет, а с ее окончания – пятнадцать. Люди, пережившие войну, все еще воспринимают ее как часть своего непосредственного опыта. Но в один прекрасный день они вдруг понимают, что Вторая мировая, как и предшествовавшая ей Первая, ушла в историю. Для университетского профессора этот момент настает, когда ему приходится напоминать себе, что его студенты еще не родились, когда война началась, и не могут помнить даже ее финал. Вторая мировая так же далека от них, как Англо-бурская война от него самого; родители, может, и рассказывали им какие-то истории, но куда вероятнее, что все свои знания о войне его слушатели почерпнули из книг. Ее великие фигуры сошли со сцены. Гитлер, Муссолини, Сталин и Рузвельт мертвы; Черчилль ушел в отставку; один только де Голль снова у руля. Вторая мировая война – больше не «сегодня»; это уже «вчера». К историкам этот факт предъявляет новые требования. Современная в строгом смысле слова история фиксирует события по горячим следам, судит исходя из текущего момента и по праву рассчитывает на живое участие читателя. Никто не рискнет обесценивать такие работы, имея перед собой великий пример сэра Уинстона Черчилля. Но приходит время, когда историк может отстраниться и взглянуть на события, бывшие некогда современными, с беспристрастностью, какую он мог бы выказать, описывая борьбу за право на инвеституру или гражданскую войну в Англии. По крайней мере, он может попытаться.

Подобную попытку историки предприняли и по окончании Первой мировой войны, но упор тогда делался на другое. Сама война особого интереса не вызывала. Полемика «западников» и «восточников» по поводу глобальной стратегии считалась частным конфликтом Ллойд Джорджа с генералами, недостойным внимания академической истории. Официальная военная история Великобритании – сама по себе неоднозначный вклад в этот частный конфликт – писалась так неспешно, что была доведена до конца лишь в 1948 г. Написать официальную гражданскую историю не собрался никто, кроме министерства военного снабжения. Попытки достичь мира путем переговоров практически никого не интересовали. Никто не изучал эволюции военных целей. Исследований, посвященных такой вызывающей жаркие споры теме, как внешняя политика Вудро Вильсона, пришлось ждать почти до сего дня. Один вопрос затмил собой все остальные и полностью завладел вниманием историков: как началась эта война? Правительства всех великих держав, за исключением Италии, щедро делились документами из своих дипломатических архивов. Обозревая свои книжные полки, забитые томами на всех основных языках, усердный историк мог сожалеть лишь о том, что не читает на остальных. На французском, немецком и русском языках выходили периодические издания, целиком посвященные этой теме. Изучая истоки Первой мировой войны, историки делали себе имя – Гуч в Англии, Фей и Шмитт в США, Ренувен и Камиль Блок во Франции, Тимме, Бранденбург и фон Вегерер в Германии, Пржибрам в Австрии, Покровский в России и т. д.

Кто-то уделял особое внимание событиям июля 1914 г.; другие углублялись в прошлое вплоть до Марокканского кризиса 1905 г. или даже во времена Бисмарка. Но все сходились на том, что для историка Новейшего времени эта область исследований представляет особый интерес. Университетские курсы обрывались августом 1914 г.; кое-где это и до сих пор так. Студенты не возражали. Им нравилось слушать о Вильгельме II и Пуанкаре, о Грее и Извольском. Телеграмма Крюгеру интересовала их больше битвы при Пашендейле, Бьёркский договор казался им важнее соглашения Сайкса – Пико. Главным событием, определившим настоящее, считалось начало войны. Все, что произошло потом, было сумбурной отработкой неизбежных последствий, которая в настоящем значения не имеет и ничему научить не может. Если мы поймем, почему началась война, то поймем и то, как мы пришли к тому, к чему пришли, – и, естественно, как нам не угодить туда же снова.