– Да, и боялся, что ты меня бросишь. Ты умна, обольстительна, а я не твой формат. Потом, твой университет и мой автодорожный несопоставимы. Моих знаний не хватало поддерживать умные разговоры с твоими приятелями. Я поймал себя на мысли, что начинаю тебя ненавидеть за то, что не впущен в круг твоих знакомых. Ты, конечно, в компаниях позволяла мне сидеть рядом с собой, как большому, к тому же я стал от тебя зависим, мне тебя стало мало. Даже когда ты была рядом, я мечтал о тебе, я уже не был уверен в том, что смогу однажды тебе сказать: «Прощай, я ухожу». Нет, я не собирался от тебя уходить, я хотел себя проверить. Это же ни на что не похоже… Я стал безволен. Ужасное состояние.
– И тогда ты набрался наглости после того, как мы провели с тобой одну из обалденнейших ночей, все же сказать: «Знаешь что, маленькая, шла бы ты…» Это было так грубо, так неожиданно, так обидно. Ты на меня наступил. Ты меня раздавил.
– Ладно, об этом стоит поговорить, но не сейчас, прошу тебя.
– Почему тебя зовут «Большим художником»?
– О господи. Да шутка это, связанная с моей первой «профессиональной» выставкой в начале двухтысячных годов. Ее устроил мне в подарок мой школьный товарищ – Сережа, известный в банковской сфере человек, тебе он незнаком. Должен сказать, с какого-то момента мне стало нравиться «сочинять» картины. У меня, правда, хватило ума ни у кого не «срисовывать». Я даже упразднил все свои книги и журналы по искусству, чтобы не было соблазна сравнивать себя с кем-нибудь. Таких «сочиненных» картин набралось на небольшую выставку. Вот тогда Сережа и сделал мне этот подарок. Мало того: он издал каталог с комментарием модного коллекционера современного искусства. Не знаю, зачем, но этот коллекционер сравнил мои картины с живописью «больших» художников двадцатых годов. Наверное, тогда и стало прилипать ко мне это «лестное» прозвище. Выставка подействовала на меня странным образом. Я осознал свое «творчество» как начало Себя… Я безоговорочный художник и прошу всех прочих со мной считаться. Так позиционировать себя мог только наглец и невежа, каковым я тогда и был… Когда я начинал (да и сейчас тоже), я все же держу в уме, что никакой я не художник. Бывали дни, когда я расставлял свои «картины» вокруг себя, тупо на них смотрел, «анализировал» и готов был все искромсать, выкинуть и трезво осознать, кто я таков и что то, чем я занимаюсь, – небезопасное для здоровья умопомешательство. И тут мне опять помог Сережа. Единственное, что меня напрягло – его между прочим высказанное соображение, что ему еще предстоит потратиться на то, чтобы я стал от него независим. Мне тогда показалось, что его участие в моем «развитии» для него обременительно, но имеет какой-то не обозначенный прямо интерес. Время от времени он объявлял мне: «Извини, забыл тебе сказать, но в позапрошлом году в немецком городе таком-то с успехом прошла выставка двадцати твоих работ из моей коллекции, вот почитай, что написали о ней их газеты». А потом и того удивительней. «Скажи, – спросил он. – Ты свои работы не фотографируешь?» Не знаю, почему, но я сказал: «Да нет, а зачем?»
«Вот и хорошо, – сказал он с нескрываемым облегчением. – Тебе незамедлительно надо открыть счет в банке», и он даже назвал предпочтительный, разумеется, свой… Сережа покупал у меня все, любую почеркушку. И вот недавно он меня спросил, не хочу ли я посмотреть коллекцию его картин. «Хотелось бы взглянуть».
