На пятачке вокруг бригадирского кресла возникло напряжённое молчание. Лаврухин снова ощутил спиной, как оказался в центре внимания сотен глаз. Выглядывающие из-за пологов палаток, скрытые надвинутыми шапками, смотрящие исподлобья – все они сейчас чего-то ждали.
– Тебе что же, наши правила напомнить?– пробасил Коровчук.– Кто не сидит, тот лежит!
– Да мне плевать! – мужчина демонстративно вытянулся ещё сильнее, нагло зыркнув в сторону побелевшего от злости бригадира.
– Сядь!
– Не буду. Я так думаю. Ехать всяко лучше, чем тут жопу морозить,– детина огляделся по сторонам и заговорил совсем громко.– Ребята, девчата! Кто уже собрался? Давай за товарищем комендантом! Поедем уже хоть куда-нибудь! Поезд долго ждать не станет.
По палаткам пошло шевеление. К пятачку, на котором стоял Лаврухин и светловолосый мужик, начал подходить народ со своей немудрёной поклажей.
– А сам?– спросил комендант, заметив, что у здоровяка с собой ничего не было.
– А я потом. Тут ещё стариков много, баб… С детками опять же… Надо поговорить. Помочь. Завтра утром всех приведу.
– Звать-то тебя как?
– Савченко.
– Убьют тебя, Савченко…– проговорил Лаврухин.
– Кишка тонка!– усмехнулся детина.– Днём да поодиночке они трусливые. А ночью… Я не сплю.
Комендант кивнул, а потом повёл собравшихся к эшелону. По пути пожалел только, что не пожал руку этому мужику. Привык свои вечно держать в карманах. А после решил, что, может, оно и к лучшему – не раздражать лишний раз. Вдруг обойдётся?
* * *
Весь день до позднего вечера к поезду тянулись люди, замотанные кто во что. Группками по пять-шесть человек, гружёные небольшим количеством ручной клади.
Венечка стоял у открытой двери тамбура, смотрел, как новоприбывших распределяют по вагонам и по обыкновению курил.
– И почему мы, скажите на милость, должны кого-то забирать? Вы уверены, что мест хватит?– пробурчал он, завидев Лаврухина.
– Не волнуйтесь. Всех разместим.
– Вы хоть их проверяли?
– Надо будет, каждого проверю. Может, с тебя начать?– огрызнулся комендант. Венечка замолчал, но со своего наблюдательного поста не ушёл. Продолжил с подозрительностью и любопытством вглядываться в незнакомые лица. Закурил вторую сигарету.
Мужики какие-то мрачные – рожа кирпича просит. Бабы в бесформенных пуховиках, закутанные в платки – как недавно из-под коровы. Некоторые с детьми. Такими же грязными и лохматыми. Сброд одним словом.
Вот от общей массы отделилась фигурка поизящнее. Молодая девчуля, лет двадцать от силы, тоже в куртке с капюшоном, но всё-таки помоднее, и видно, что симпатичная. И сразу к коменданту. Ну, понятное дело – будет мосты наводить. Проститутка, небось. Такие сразу чуют, к какому мужику следует присосаться.
От этих размышлений тонко организованной Венечкиной натуре стало отчего-то так противно, что он бросил недокуренную сигарету и ушёл в купе. Тем более, что дальнейшего разговора новой пассажирки с Лаврухиным, ему всё равно не было слышно.
– Товарищ комендант,– залепетала девушка.– Меня Ксанкой звать. Можно к вам обратиться?
– Что?
– У меня там жених остался… Колька.
– Что ж с тобой не пришёл?
– Говорит, что не возьмёте его. Боится он…– Ксанка опустила глаза.– Это ж он у вас на днях уголь воровал…
– А ты что же тогда его закладываешь?– усмехнулся Лаврухин.
– Да он не со зла… Дурак просто!– девушка серьёзно посмотрела на коменданта.– Это его боров наш – бригадир – заставил. Велел Кольке ночью уголь таскать, чтобы меня никто не тронул, а иначе… Вот Колька меня за два мешка и выкупил. Я говорю – «вместе пошли», а он – «сама иди», а ему, мол, сюда дорога уже заказана.
