Дворец по-прежнему не желал отпускать его: яшма под рыцарем стала скользкой, словно лёд. Воин неуклюже барахтался, извивался, пядь за пядью приближаясь к арке.
Ему стало немного легче, когда он выполз во внешнюю галерею. Камень вдруг сделался шершавым, и воину казалось, будто поверхность счёсывает кожу и мясо, и позади него остаётся широкий кровавый след. Но что значила физическая боль, в сравнении с той, что раздирала рыцаря изнутри? Скрипя зубами, с трудом втягивая воздух, Дерел думал о том, что ещё не поздно повернуть и занять своё место в роскошном чертоге… А вечность спустя, глядя на невероятно медленно приближающийся край светящейся яшмовой плиты, резко выделявшийся на фоне ночной темноты, в голове рыцаря уже не было никаких мыслей – только всепоглощающее отчаяние.
Удар о землю погрузил Ук-Мака в недолгое беспамятство. Очнувшись, рыцарь со стоном встал. Глядя на парящее в воздухе здание, задохнулся от чувства невыносимой потери, хотя не мог вспомнить, чего же лишился.
От переживаний отвлекло усиливающееся жжение. Осмотрев себя в бледном сиянии яшмы, воин не мог понять, куда делись доспехи и одежда, и почему всё тело покрыто толстым слоем густой слизи, медленно разъедающей кожу.
Ничего не соображая, Ук-Мак принялся счищать с себя дрянь, собиравшуюся в ладонях липкими комками. В какой-то миг жгучая боль напомнила ему об огне.
Пожар.
Замерев, воин вспомнил о кочевниках и Дубровнице. Вскинув голову, дико посмотрел на виднеющиеся в просвете туч звезды. Определив, в какую сторону нужно ехать, не обращая внимания на ветки, царапающие голое тело, нырнул в заросли, в которых оставил коня. Вывел, отвязал Фло-Даурга, опустил на землю, намереваясь вернуться за телом позже. Не стеснённый доспехами, буквально взлетел в седло. В голове теперь билась лишь одна мысль: успеет ли он поднять заставу до нападения кочевников?
Подгоняя скакуна ударами пяток и гиканьем, Ук-Мак помчался по тёмной степи, чувствуя, как поднимающийся ветер холодит изъязвлённое тело.
Глухой стук копыт давно растворился в ночном мраке. Непогода беспощадно трепала листву деревьев и пригибала высокие травы. Дрожа в руках усиливающейся бури, яшмовый чертог поплыл по воздуху, понемногу освобождаясь от удерживавших ветвей. Мало-помалу он набрал высоту, всё быстрее дрейфуя над землёй.
Внимание дозорных на заставе было приковано к подъехавшему к воротам на загнанном коне обнажённому рыцарю, сплошь покрытому язвами. И никто не увидел, как в вышине среди чёрных грозовых туч, увлекаемый крепчающим ветром, проплыл яшмовый чертог, отправляясь на поиски нового бога, новой жертвы…
– Что же это такое, – досадливо бросил Бел Им-Трайнис, усаживаясь в постели. Уже добрый час рыцарь ворочался, силясь уснуть, но сон не шёл. Возможно, в этом была повинна пронзительно стонущая за окном вьюга: её звуки тревожили Бела и наводили тоску. – В самом деле, будто ледяные демоны хоронят своего князя! Тьфу!
Откинув плотный полог, закрывавший боковину утопленной в стенной нише кровати, рыцарь встал. Не обращая внимания на гуляющий по-над полом сквозняк, босиком прошёл к камину. Поглядел на рубиновое перемигивание углей и изредка вспыхивавшие в разных местах язычки пламени. Подкинул пару поленьев и вернулся к ложу. Усевшись, несколько ударов сердца смотрел в сторону узкого окна-бойницы. Нижнюю часть толстого стекла залепило снегом, выше виднелись чернота и белое мельтешение.
