Истории приграничья - страница 80



Покачав головой, Бел вновь поднялся. Одеваться не хотелось, но правила приличия следовало соблюдать. Поэтому рыцарь всунул ноги в низкие красные башмаки из мягкой кожи, а сверху накинул длинный шерстяной плащ. Зажёг свечу и, придерживая свободной рукой полы плаща, чтобы те ненароком не разошлись, открывая исподнее, покинул комнату.

Вернулся рыцарь, неся под мышкой книгу в потрёпанном кожаном переплёте. Тиснёную надпись на обложке некогда украшала позолота, но она практически полностью стёрлась. Да и сами рельефные буквы от времени частично сгладились, особенно в начале и конце слов. И теперь в названии можно было разобрать только «тори игран».

Положив книгу на прикроватный сундук, обитый железными полосами и украшенный резьбой, Им-Трайнис пристроил рядом свечу. Подтащив ближе дубовый стул с высокой прорезной спинкой, уселся и зашелестел плотными страницами: рыцарь надеялся перехитрить бессонницу и дурное настроение с помощью какого-нибудь увлекательного повествования.

– А там, глядишь, и ветер уляжется, – пробормотал Бел, погружаясь в чтение.

Взор Им-Трайниса заскользил по строчкам: «Истинно история сия произошла на великой и благословенной богами земле Эмайна. Жил некогда менестрель Лин Мэи-Тард из старого и достойного рода Мэи-Тард. Увы, по воле жестокого рока сей род обеднел ещё во времена правления Его Величества Сивра Коротконогого. Посему скитался благородный Лин по городам и весям, добывая пропитание сложением пречудесных песен.

Был Лин Мэи-Тард строен и зело хорош лицом, с воспитанием под стать внешности. Умел юноша вести любезные речи, проявлял искушённость в науках и владел ратным искусством – не единожды случалось биться ему с кровожадными татями на пустынных дорогах и ночных улицах.

Однако ж, ум и отвага нередкое дело средь дворян королевства. А было у Лина то, чем боги наделяют одного из множества – сердце, исполненное доброты. Мужи многомудрые рекут, что сие для всего люда отрада, для самого ж избранного – испытание великое. Аще сие истинно, Лин Мэи-Тард пред невзгодами не склонялся, а токмо смеялся, отдавая последний медяк нищему и оставаясь без трапезы и ночлега…

…Смыслом жизни Лина всегда была музыка, а величайшим сокровищем – небольшая арфа, доставшаяся по наследству вместе с дворянским гербом и мечом. Семейные предания гласили, что давным-давно сработал ее чародейный мастер из страны фей, до глубины души восхищённый сладкоголосым пением одной из дев рода Мэи-Тард. Правда то или нет, но музыкальный инструмент бродячего менестреля действительно не знал равных. Вырезанный из неизвестного дерева пепельно-серебристого цвета, богато украшенный золотой инкрустацией, он радовал глаза не меньше, чем слух. На струны, казалось, пошли сверкающие лунные, звёздные и солнечные лучи – такими нежными и чистыми были их голоса.

Навряд ли бы сыскался в Эмайне музыкант, более достойный чудесной арфы, нежели Мэи-Тард. Искусная игра менестреля и бархатистый голос завораживали почище колдовства. В паласе богатого барона или в деревенском трактире слушатели одинаково улыбались и притопывали, если Лин весело пел о забавах летней поры, и, вздыхая, смахивали слёзы, коли Мэи-Тард затягивал печальную балладу о юной красавице, оплакивающей погибшего рыцаря.

Хотя слава менестреля птицей летела над Эмайном, а его кансоны исполняли даже в королевском замке, жил Лин небогато. Не имея дома, скитался по стране, почти нигде не задерживаясь. Многие знатные особы сулили ему щедрое содержание, предлагая остаться в их владениях. Мэи-Тард всегда отказывался, говоря, что в путешествие его влечёт желание увидеть всю красоту мира.