Истории с привкусом мазута. Африканские истории - страница 8

На удивление, капитан встретил нас спокойно, хотя было видно, что мы его разбудили. Он провел нас в гостиную и после пяти минут светской беседы удалился в другую комнату. Я почувствовал себя неловко, вышел за ним, стал извиняться и говорить что-то о любви.

– Всё нормально, Мишель, располагайтесь на диване, – ответил он.

Я пожал ему руку и бросился к любимой. Любимая к этому времени уже лежала на диване абсолютно голой. Когда наши телодвижения успокоились, и напряжение мое спало, мы пошли вдвоем под душ и, обнявшись, избавлялись от жары и пота.

Мы лежали голые на диване, когда в комнату вошел капитан:

– Мишель, ты не будешь против, если я тоже трахну эту девочку?

Я был уязвлен до глубины своей жаждущей любви души.

– Никогда, – воскликнул я.

Лили встала.

– Мишель, ну что ты, я приду через двадцать минут.

Какая все-таки огромная разница между их простыми нравами и моим советским воспитанием.

– Одевайся, – сказал я Лили, – мы уезжаем.

По-моему, они оба обиделись на меня. Тем не менее, она оделась, и я повез провожать ее до дома. Перед расставанием с беглым поцелуем у дверей ее хижины я отдал ей все деньги, которые были в кармане. Видимо, это была скоротечная любовь, потому что больше я ее не встречал.

Когда дверь за ней захлопнулась, я понял, что денег доехать до дома у меня нет, какая-то мелочь осталась. Было уже светло – около шести утра. Я сообразил, что нахожусь недалеко от авиационной базы, и лучше сразу выйти на работу. Моей мелочи хватило, чтобы поймать повозку. В Бамако это такое транспортное средство, заменяющее автобус. Оно состоит из трех частей: осла, возничего и крытой брезентом повозки с двумя лавками по бокам. Повозка была полная: местные жители как раз ехали на работу. Каково же было их удивление увидеть в своей компании белого человека с всклокоченными волосами, красными от бессонницы и джина глазами и бледным лицом. Не помню, как я доехал, но под их насмешливо-вопросительными взглядами мне было стыдно за всю белую расу, опустившуюся до повозки.

Я приехал на работу раньше всех, что-то объяснил дежурному сержанту, как-то соврал нашим, когда они вышли из автобуса, но малийский капитан, у которого я был ночью в гостях, хоть и не рассказал никому об этом случае, месяц со мной не разговаривал.

И теперь я его понимаю.

Почему-то мне понравился бар «Истамбул». Наверно, я снова хотел там встретить Лили, но встретил другую – это была моя вторая любовь в Мали.

Ее звали очень романтично – Жизель. До сих пор не знаю: то ли их, действительно, так звали, то ли они сами придумывали себе имена. Она была податлива, как воск, и своенравна, как верховая лошадь. Она даже где-то училась или работала, и я снова влюбился. На этот раз я не мог воспользоваться домом капитана, но, к счастью, она повезла меня к себе. Такси подвезло нас к дыре в глиняном заборе, мы прошли через темный двор и очутились в доме, в котором, как оказалось, была всего одна большая комната со множеством кроватей.

– Тихо, – приложила она палец к губам, – все спят.

Я не стал задавать вопросов и, ведомый в темноте за руку, приземлился рядом с ней на кровать. Кровать была жесткой, но я обнимал ее и млел от предвкушения. Наутро она меня разбудила и посмотрела на меня без интереса, видимо, за ночь ожидала большего. Было уже светло, она одевалась и собиралась на свою, то ли работу, то ли учебу, и моя любовь к ней разом схлынула, когда я сел на кровати и увидел рядом еще четыре постели, из которых, как из пены, вырастали черные, стройные, неодетые и невыспавшиеся женские тела.