Истории с привкусом мазута. Африканские истории - страница 11



– Мишель, это ты?

Сначала я даже не понял, пока тот же голос не распорядился:

– Стойте, я его знаю.

Я обернулся навстречу голосу и в яркой луне увидел знакомое лицо. Я точно не помнил, как его зовут, по-моему, он представился, как Даниэль, но три дня назад я с ним сидел за столиком у Кумбы.

Дело было так. Днем, после работы, я заехал к Кумбе. Мне казалось, что она обижается на меня, и я решил с ней объясниться. В баре ее не оказалось, я заказал пива и задумчиво сидел один внутри бара, рядом со стойкой. Ко мне за стол подсел совершенно незнакомый, прилично одетый африканец и попросил угостить его пивом. Обычно я не угощаю пивом чужих людей, но мне хотелось с кем-то поговорить, и я заказал два пива: еще одно для себя, второе – для него. Мы с ним сидели часа два и разговаривали ни о чем. Я всё ждал, что придет Кумба, но она так и не пришла.

– Мишель, это ты?

– Я, Даниэль.

После этого всё изменилось. Нас повели обратно во двор, к тому пролому в стене, через который мы входили. Перед тем, как нас отпустить, Даниэль отвел меня в сторону:

– Мишель, благодари Бога, что угостил меня тогда пивом. Больше сюда не попадайтесь, это «двор убийц». Если меня увидишь когда-нибудь, сделай вид, что не знаешь меня. Вас проводят и отвезут на такси. Прощай.

Действительно, кто-то из наших негостеприимных хозяев вывел нас на ту же улицу, довел нас до знакомого бара и быстро поймал такси. Пока ехали до дома, мы молчали. Когда приехали, на вопрос, сколько с нас, хмурый таксист ответил:

– За всё заплачено, – развернулся и уехал.


В себя мы пришли только на следующий день. Мы все слышали про «двор убийц». Об этом говорили вполголоса, не верилось, что это правда: там убивали белых, сбрасывали в канал, и никто никогда не находил никаких следов.

Ребята поили меня целую неделю, и это стоило того.

Только через месяц, днем, я собрался с духом и отважился пойти разыскать это место. Я нашел бар, я нашел улицу, по которой нас вели, я вспомнил белый глиняный забор, но как я ни старался, пролом в стене, ведущий во «двор убийц», обнаружить так и не смог.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ПОЛЕТЫ

Я уже почти год работал на авиационной базе, и два раза в неделю были полеты. Это значит, что за мной приезжали в шесть часов утра, грузили сонного в машину и везли на вышку. Вышка – это пункт, где сидят диспетчеры, в данном случае, военные, и координируют полеты. Когда я впервые попал на вышку, и на меня надели наушники, я понял, что не то что переводить не могу, но даже, на каком языке идут переговоры в воздухе, определить не в состоянии. Из наушников в уши ползло шуршание, которое прерывалось чьими-то отрывистыми голосами или бормотанием, и когда я услышал в своем мозгу эту неразборчивую белиберду, понял, что пропал окончательно. В институте нас учили синхронному переводу, и я был не хуже других натаскан переводить разную дребедень, в смысл которой не вдавался. Но тогда я хотя бы понимал слова. Теперь же я слышал только «бу-бу-бу», которое должно было означать человеческую речь. Малийские сержанты-диспетчеры, сидящие рядом со мной, жевали бутерброды – длинный французский батон, нашпигованный помидорами, огурцами, колбасой и майонезом – и, с тоской глядя на меня, ждали, когда я заговорю. Говорить я не мог, потому что перевести «бу-бу-бу» можно было только, как «бу-бу-бу». То ли они сжалились надо мной, то ли я им понравился своей беспомощностью, но один из сержантов сказал мне на чистом русском языке: