– Хочешь дурью помаяться, иди в «Сосны», там интеллигенция отдыхает. А хочешь, чтобы всё нормально получилось, тогда в «Живой ручей». Якше.
– Да не, я с женой.
– Тогда какие тебе танцы нужны, да?! Пусть она тебе дома танец живота танцует.
К концу медового месяца я познал свою жену и не нашёл в этом ничего необычного. По-моему она тоже. Но сочетание браком произошло и законсервировалось приторностью медового месяца. Засахарилось.
Я разъехался со своими родителями и обосновался в коммунальной квартире на бульваре Профсоюзов,17 /Конногвардейский/у Исаакиевского собора. Жизнь в центре давала много преимуществ. Пять лет мы только и делали, что развлекались на досуге. Море приключений, океан событий. Непреложные занятия в институте, работа в студенческом научном обществе, репетиции в КВН, тренировки профессионального спортсмена за зарплату и съёмки в кино были обычным рутинным делом. Зарабатывал я, как профессор. Напряжённо думать приходилось только о том, как попасть на модный спектакль в БДТ, концерт Дюка Элингтона или выставку из Лувра. Куда поехать на каникулах и как протащить на спортивные сборы в Сочи свою молодую жену. Как ей прогулять лекции, чтобы она тоже поехала со мной на съёмки. Какая компания ей нравится и где мы в этот раз будем встречать Новый год.
Утренний кофе стал моей обязанностью под предлогом того, что я очень вкусно его готовлю. В студенческой столовке я никогда не питался. Придворным нашим кормильцем стал ресторан Дома архитекторов с изумительными кожаными панно на стенах и сочным бифштексом по-деревенски. Шведский стол в «Европе» и «Метрополе», на худой конец чебуреки в «Кавказском». Женщина не должна торчать на кухне и стирать мужские носки – девиз моей избранницы. Взгляды на устройство семейного очага у нас были разные. Ей хотелось принимать комплименты поклонников, а мне отводилась роль подкаблучника, довольного этим. Меня такой расклад не устраивал.
Поиски компромисса затянулись на пять лет. Слушались концерты, читались книги, писались рефераты, смотрелись фильмы, обсуждались спектакли. Мы спали, работали и в промежутках ели. Мы просто завтракали, ужинали и обедали. Всё как у А.П.Чехова. Люди обедали, просто обедали. А между тем, слагались наши судьбы, разрушались наши жизни.
Я стоял на перекрёстке Бродвея и 49-ой улицы. Как пальцы выставленные напоказ в драгоценных алмазных перстнях вокруг меня высились небоскрёбы. Пытаясь остановить прохожих и узнать адрес, я повторял на ломанном английском языке свой вопрос
– Сори! Где тут… э-э… Самовар, плыз?
Но прохожие пролетали с такой скоростью, что окончания вопроса тонуло в шорохе шин.
– Я покажу тебе дорогу, Коля! – послышался знакомый голос за спиной.
– Твайю мать, Оська! Что ты тут делаешь?
– Это ты что здесь делаешь? Я-то здесь живу.
Передо мной, со своей питерской ехидной улыбочкой, не разжимая губ, стоял Бродский.
– А как ты меня узнал?
– Да по пальто! Помнишь как в том анекдоте про большевиков, которые встретились у мавзолея Ленина через пятьдесят лет после революции и один другого спрашивает, как же он его узнал? Да? И так далее, и так далее, и так далее…
– А сколько же мы не виделись?
– Постой, постой, Коля. Последний раз это было у тебя на вечеринке. Перед моим отъездом. Я, Илья, Семён, Паша, Вова Светозаров. Ну и напугался я тогда. Второй-то раз сидеть не очень хотелось. Да? Вот и послушали музычку! Дебитлз!
